Он начал прибираться, так как любил чистоту. Жена же была неряха. Вымыл начисто пол в ванной, выбросил в мусоропровод осколки бритвы. Следуя раз и навсегда установленному режиму, лег спать в положенное время. В желудке сосало от голода. За минуту до этого он заглянул в холодильник и растерялся от множества судков и мисочек, махнул рукой, взял колбасу. Но как-то не жевалось и не глоталось.
Засыпая среди хаоса тревожных мыслей, он даже прикинул расходы на похороны и свои знакомства по этой части.
Ему казалось спал долго, но прошел всего час. Из забытья жизнь вернула его в действительность. От одной ясной мысли бросило в пот:
«А вдруг его посадят в тюрьму за убийство?» Но ведь он даже не бил ее никогда! Он – убийца!– такого быть не может! Ах, если бы вернуться во вчера, когда еще все было хорошо!
Еще вчера он подписывал бумаги, шутил с переводчицей (лучше бы он на самом деле завел с ней роман или женился даже). Вспомнилось, как она была, когда они вместе ездили в Н…, была не прочь остаться у него на ночь. Но он, как порядочный человек, не заводил романы с подчиненными. Вместо этого они закатились в ресторан. На обратном пути случилась какая-то неприятность. Ах, да он кажется сбил собаку: вывернулась неожиданно из темноты. Он чертыхался, оправдывался. Она тогда назвала его убийцей… Отношения их с того дня как-то испортились, и он уже подумывал о ее увольнении.
Жизнь, как кинолента, разматывалась в обратном направлении. Вспоминались живо десятки рукопожатий, улыбок, заискивающих взглядов. Совещания. Планерки. Горел, что называется, на работе.
Дома одно и тоже каждый день. Да он к этому привык. Только он мог вытерпеть часовые телефонные разговоры жены с подругами. А бесконечное лечение от бесплодия?! Она обвинила его в том, что он заставил ее сделать первый аборт.
Она забыла, как они жили тогда! Снимали квартиру, экономили на всем.. в его жизни даже намека на будущую карьеру не было. И он долго уговаривал ее повременить с ребенком. Они тогда любили друг друга и никто, кроме их двоих им был не нужен. Да, хорошее было время.
Молодость вспоминать было приятно. Он был счастлив по-настоящему. Сколько было веселых застолий с друзьями! Где те друзья сейчас? Позднее он сам стал избегать встреч с ними, ссылаясь на дела. Но как он не пытался думать о другом, в глаза кидалась молодая, веселая Маша. Маша последних лет – совсем другой человек.
И вот эти два образа жены слились в один болезненный и кровавый. В нем проснулась жалость. Часы летели со скоростью секунд. Постель горела под ним, он не знал, что с собой делать. В нем шевелилось и росло что-то человеческое: ужас, стыд, отвращение к самому себе. Он физически ощущал, как седеют волосы на его голове, струйки пота бегут по груди. Он смахнул одеяло, сел, уставившись в полумрак. «Господи, что это?»– взмолился он. И вдруг его осенило: телефон.
–Алло! У вас там должна быть… – говорил он, молясь и путаясь.
– Больная спит. Ей назначено лечение. Не переживайте вы так, завтра можете навестить, – ответил бодрый девичий голосок.
–Жива?Жива!!!– воскликнул он, и из самого нутра к глазам покатилась слеза.
За окном забрезжили сумерки и высветили на стуле халат жены. Будто она встанет сейчас, наденет его и пойдет в кухню готовить мужу завтрак. Большой человек на миг показался себе маленьким и ничтожным, обыкновенным мужиком, которому без жены никуда.
Бомж
( фрагмент романа И. Петровой «Идеальный мужчина» в обработке).
Шли святки. Люди ели мясо, запивая его вином, или, уютно устроившись у телевизора, наслаждались домашним уютом. А на улице замерзал бомж.
Мороз под тридцать градусов продолжался уже не первый день. Слепой старик, у которого он жил в аварийном подвале, метался в жару. Есть было нечего и надо было идти на улицу.
Превозмогая боль коченеющих рук и ног, он заходил в подъезды и звонил непослушной от мороза рукой в случайные двери. В одной квартире дверь открыла девочка лет десяти и тут же захлопнула ее, испуганно ойкнув.
Из-за другой бешено залаяла и застучала когтями по дереву собака. И он, звонко стуча застывшими ногами, обутыми в рваные холодные «дутыши», неуклюже выбежал вон. Дальше также не везло. Во всех глазах читал он свою ненужность и убожество. Люди отводили взгляд и старались отвлечься от тяжелого впечатления, что он проводил. Кожа на руках лопалась, кровила, но он уже привык и к боли. Всё же женщины были добрей. Он жадно сгрыз, неуклюже держа, несколько печений, проглотил яйцо, сплевывая приставшую скорлупу, хватил у подъезда снега.
В следующем подъезде вкусно пахло жареным мясом, отчего, приглушенный болью, его аппетит только усилился. Выбрав дверь попроще, позвонил, прислушиваясь к звукам изнутри. Дверь слегка приоткрылась. Встретил удивленный взгляд молодой женщины, а ниже любопытный доверчивый взгляд маленького мальчика. Женщина кивнула и ушла. Вскоре сунула ему подмышку пакет. Вздохнула, глядя на его руки, велела немного подождать и через минуту вынесла рукавицы. Что-то согрелось в его душу, и оттого физическая боль стала острей. Он открыл рот для благодарности, но женщина вдруг изменилась в лице, исказив его мимолетной гримасой отвращения и жалости, поторопилась закрыть дверь.