– Или ты не знаешь, откуда новые водяницы прибывают? – проговорила Прекраса так спокойно, словно не возился над нею распаленный похотью мужчина. – Позора мне не пережить. Вот возьмешь меня насилкою – делать нечего будет, кроме как камень на шею привязать – да и…
Игоря словно в грудь ударили – такая спокойная печаль была в ее голосе. Печаль и обреченность.
Он брал женщин силой – в покоренных селениях. Его возбуждали содрогания беспомощного тела под натиском грубой плоти. Те женщины кричали, молили о пощаде. Боялись.
Эта не боялась ничего. Даже смерти…
Или она заранее знала, чем все кончится? Или она вещая дева? Берегиня этой реки?
Вдруг затрещали ветки, на берег вырвался конь. К гриве припал молодой воин. Асмуд, молочный брат Игоря! Ох, не вовремя явился этот пересмешник!
– Княже! – крикнул встревоженно, а приметливые серые глаза так и метались по берегу. Мигом ухватил взглядом и ошеломленное, взбудораженное лицо Игоря, и девушку, лежащую навзничь… Одетую девушку!
– Дай мне своего коня, – буркнул Игорь. – Мой засекся. Поведешь его в поводу. А ты… – повернулся к Прекрасе. – Скажи, где тебя искать?
– Выбутская весь, – ответила она, садясь и спокойно собирая рассыпавшиеся волосы. – Там я живу. Что, в гости нагрянуть надумал?
Игорь зыркнул исподлобья, сам не зная, какое чувство сейчас владеет им: ярость? Отчаянное нежелание уезжать? Страх перед ее красотой и силой духа?
– Жди меня, а коли сам не смогу приехать, пришлю родича своего, Олега-князя.
– Зачем? – снова послышался ее холодноватый голос, от которого у него кровь начинала кипеть.
Игорь повернул горячего Асмудова коня, подскакал вплотную к Прекрасе – она хоть бы вздрогнула, хоть бы посторонилась! – выкрикнул, не то ярясь, не то смеясь:
– В жены тебя возьму! Поняла? И не смей мне перечить!
Больше не мог он на нее смотреть. Хлестнул коня так, что тот взвился на дыбы и только потом полетел по едва заметной тропе в чащу. Игорь припал к его шее.
«Не оглядывайся! Не оглядывайся!» – твердил себе.
Знал: оглянется – не сможет уехать от нее.
Не выдержал, конечно, – обернулся, но уже сомкнулись за спиной ветви и закрыли от него берег.
Спустя некоторое время Олег, прозванный Вещим, и впрямь привез в дом Игоря девицу Прекрасу. И стала девушка с реки Великой любимой женой князя. Поскольку она была сиротой, Олег был на свадьбе ее посаженым отцом. Оттого и назвали ее Ольгой.
Как гласят предания, было это в лето 6411-е от сотворения мира, или в 903-м – по Рождеству Христову.
– Княгиня, к тебе этот просится… – Отрок замер у порога, переминаясь и отводя глаза.
– Кто? – не сразу отозвалась Ольга, погруженная в размышления.
– Ну этот, черноризец… – Голос отрока подрагивал от сдерживаемого страха.
Ольга с трудом сдержала улыбку. Она уже привыкла, что в Киеве побаиваются Григория – монаха, странника, приехавшего из Византии для того, чтобы устроить соборную церковь Святого Ильи. Ее прихожанами стали хазары и русы, побывавшие в разное время в Византии и принявшие там христианство. Ольга была истинной хранительницей домашнего очага – очага всего города, всего Киева. Рядом с этим очагом должно быть тепло всякому домочадцу. Именно поэтому она покровительствовала новой церкви, привечала монаха у себя, но не более того – не слишком-то вслушивалась в его обольстительные речи о распятом сыне Божием.
Не до того ей стало. В отсутствие князя-мужа всегда столько хлопот… Особенно в это лето – безумное, жаркое, засушливое лето! Измучилась земля, измучились люди. В капищах день и ночь курились священные костры, облакопрогонники[5] прилагали все силы, чтобы нагнать на небеса хоть малую тучку, но все напрасно: видно, разгневался Сварог, отец богов и людей, на своих неразумных детушек и теперь желал их смерти. Рассказывали, некогда боги подвергли людей страшному испытанию, наслав на них Всемирный Потоп, но эта медленная смерть от жары и жажды была куда хуже всякого потопа.
Ольга страдала вместе со своими людьми, но даже и теперь не покидала ее мысль о том, что засуха как-нибудь да избудется, дождь может разразиться в любой день – вдруг, как благословение небес. А вот ее небеса, видимо, прокляли. За что?!
Вот уже сколько лет она замужем, теперь и молодой ее не назовешь, а она все никак не может родить. Диво, что Игорь любит ее, словно в первый день, что до сих пор не отослал от себя. Ведь у него, кроме жены, много и других женщин – наложниц: красивых, молодых, волнующих. Нет же – постоянно навещает ложе Ольги, любит ее, силится заронить в ее лоно свое семя… но все напрасно! Воистину прокляла светлая, весенняя богиня Лада свою жрицу!
А разве Ольга не служила ей? Разве не пекла блины в дни Масляницы и не плела венки в новолунье в честь Мокоши, богини плодородия и судьбы? Когда наступало время пахать землю, а мужчины были в военном походе, именно княгиня пролагала первую борозду в честь Велеса, скотьего бога и покровителя плодородия, второго по значению бога славян после Перуна-громовержца. И ее ничуть не пугало то, что вместо лошади в плуг был впряжен медведь – воплощение Велеса…
И точно так же она первой шла опахивать город, если к нему подступала страшная моровая язва, или коровья смерть, или иная повальная болезнь, которая не щадила ни старых, ни малых.
Служению богам, людям, мужу были посвящены ее годы. Они шли и шли, а Ольга – красавица княгиня, верховная жрица, которой поклонялись, которую любили, которую почитали, – старела. Конечно, старел и ее муж, однако мужчинам года только доблести прибавляют, Ольга увядала, словно бесплодное дерево. Словно так и не расцветший цветок. Чем, чем она прогневила богов? Уж она ли не служила им? Она ли не молила их?
– Княгиня… – подал голос забытый отрок.
Ольга встрепенулась, отогнала тягостные мысли.
– Григорий пришел? Ну, пусть войдет.
Вообще-то Григорий ей очень нравился. Это был умный, образованный человек – грек, отлично знающий обычаи многих стран, ибо он всю свою жизнь только и знал, что путешествовал. А уж как он умел рассказывать! Ольга называла его своим скальдом, своим Бояном – песнопевцем, сладкоголосым соловьем, баюном. На сей раз Григорий поведал ей историю о франкском короле Хлодвиге[6] и его жене Клотильде. Он жил лет за пятьсот до княгини Ольги и был основателем Франкского королевства. Жену себе он выбрал по великой любви, а вовсе не по династическим интересам, однако эта любовь долго не была увенчана рождением детей. Хлодвиг был язычником. А Клотильда – христианкой. После смерти отца она несколько лет провела в одном из монастырей Бургундии. И задумалась: а не даруют ли небеса детей ей и Хлодвигу, если она обратит мужа в христианскую веру?
– И что же произошло? – с трепетом душевным спросила княгиня Ольга.
Григорий сурово повел бровью:
– Королева молилась… она долго молилась! Хлодвиг сначала противился ее воле, однако он очень любил жену и как-то раз решил: быть может, ее бог и впрямь могущественнее его идолов? Он принял крещение, он стал первым христианнейшим франкским королем.
5
В древности славяне называли так волхвов, которые имели особую власть над погодой и особенно над тучами.
6
Хлодвиг I (466—511) – король франков из рода Меровингов. Завоевал почти всю Галлию, что положило начало Франкскому государству.