Не будь трусихой. Ты же взбиралась по этим ступенькам миллион раз. Ради Бога, Кейтлин, ты просто дура. Сейчас день. Это дом твоей матери. Твой дом.
Глубоко вздохнув, она шагнула на лестничную площадку - музыка зазвучала громче. Возможно, Ханна задремала при включенном телевизоре. Кейтлин поднялась по лестнице, но остановилась. Дверь в комнату Ханны была открыта. Свет выключен. Радио и телевизор не работали.
Но в комнате Кейтлин что-то звучало. Дверь была закрыта, однако приглушенные звуки точно исходили с другой стороны, из ее комнаты в конце коридора. Музыка. Смутно знакомая.
Она замешкалась, наблюдая, как лучи солнца проходят сквозь разноцветную стеклянную панель над лестничной площадкой, и сказала себе, что надо действовать - сейчас или никогда. Она может не открывать дверь и уйти, она может позвонить Келли, Трою или Адаму и подождать их прибытия, или она может просто, черт возьми, набраться смелости и зайти в спальню, где лишь несколько дней назад спала в своей старой кровати с балдахином.
Или…дверь в старую комнату Чарльза тоже была открыта. Подавив страх, она проскользнула туда. Комнату не трогали. Оставили такой же, какой она была при нем, когда, в возрасте девятнадцати лет, его убили. Спортивные награды на полке, письмо из старших классов, выгоревшее на солнце, все еще висело, пришпиленное к доске на стене, а рядом с кроватью, в тумбочке, должен был лежать револьвер. Она открыла ящик, в котором хранилось небольшое оружие…так, как он его и оставил.
Патронов в обойме не было, и она знать не знала, где…Кейтлин прищурила глаза, посмотрев на одну из его наград за стрельбу: это был кубок. Много лет назад, до его смерти, она видела, как брат разрядил этот маленький револьвер и положил пули в кубок.
- Так безопаснее, - сказал он ей и подмигнул, когда увидел, что она наблюдает из-за двери.
Возможно ли это? Может ли ей так повезти? Она сняла кубок с места и, естественно, вместе со старым неиспользованным презервативом, внутри лежала коробочка мелких пуль. Недолго думая, она зарядила оружие, а оставшиеся пули высыпала себе в сумочку. Затем, вооруженная и опасная, она оглядела единственную закрытую дверь на втором этаже.
- Давай уже, - пробормотала она, игнорируя пот, стекающий по голове, и волоски, дыбом вставшие на руках. Звук ее шагов приглушил коврик, когда она заставила себя пройти по коридору и повернуть ручку двери.
Та открылась, и Кейтлин вошла в комнату.
Она была не одна.
Две обнаженные женщины лежали, привязанные к ее кровати.
Кейтлин ужаснулась. Сделала шаг назад. Страх заполонял ее. Мигал экран включенного телевизора. Привязанные к изголовью, Шугар Бискейн и ее сестра Крикет уставились на нее невидящим взглядом. Они были мертвы: их плоть, там, где ее не покусали и не поели, белела, вся обсыпанная бесчисленным количеством белых кристалликов.
Фунты сахара, кишащего насекомыми. Муравьями. Сверчками. Мухами. Шершнями.
Гремела музыка - небольшой CD-плеер, стоявший в углу, играл одну и ту же песню снова и снова… "Посыпь меня сахаром"…
Экран телевизора моргал, беззвучно транслируя кулинарное шоу.
Попятившись, Кейтлин практически вывалилась в коридор. Ее желудок сжался, когда она неловко восстановила равновесие и со всех ног понеслась вниз по ступенькам. Ей надо убираться отсюда, пока тот, кто это сделал, не нашел ее.
Она вылетела из дома, оставив дверь открытой. Сердце бешено колотилось, от страха леденела кровь. Она нашла свои ключи. Проскользнула за руль, едва соображая, и с трудом воткнула ключ в замок зажигания.
- Давай, давай, давай же, - бормотала она, шевеля трясущимися пальцами. И повернула ключ.
Ничего.
Что? О, Боже, нет!
Женщина лихорадочно нажала на газ и попыталась снова.
- Давай, давай! – кричала она.
Ох, как плохо. Плохо. Сердце молотом стучало как сумасшедшее, пульс скакал. И тогда ее охватило то самое чувство, предшествовавшее потере сознания. Темнота грозилась поглотить ее. Нельзя поддаваться. Она не может. Но проклятая машина не заводилась.
Не паникуй. У тебя есть оружие.
Но сможет ли такой малюсенький револьвер противостоять невидимому врагу, который уже стольких убил?
Она нащупала телефон и набрала номер Адама, оставив истеричное сообщение.
Позвони в полицию.
Темнота поглощала ее разум. Пыталась проникнуть в него.
Она снова набрала номер. Простой номер. Девять-один-один. Но прежде, чем успела нажать кнопку, телефон в ее руке зазвонил. С облегчением, пытаясь сдержать поток рвущийся слов, она ответила на звонок:
- Адам? Я в Оук Хилл, и здесь произошло нечто ужасное. Тут мертвые люди, а машина не заводится и…и…
- Мамочка? - прошептал тихий детский голосок.
- О, Боже, нет! – это невозможно. Это не Джейми…или она? Все пошло кувырком. Она так тяжело и быстро дышала, что сердце билось с невероятной скоростью.
- Мамочка…я не могу найти тебя…
- Детка! Джейми? Мамочка рядом…
- Мамочка, мне страшно…
- Мне тоже, деточка, мне тоже, - ответила она и внезапно потеряла контроль, проваливаясь в темноту, теряя сознание…Ох…Боже… Она задрожала, попыталась подавить нахлынувшее чувство и проиграла. Она больше не была собой…
"Господи Иисусе", - подумала Келли, легко проскользнув на передний план. Кейтлин всегда была слишком нестабильна, слабачка, одна из тех хнычущих, хилых женщин, которых Келли терпеть не могла. Неудачница с большой буквы.
Что же, теперь здесь она. А Кейтлин исчезла. Возможно, уже навсегда. Ушла. Испарилась. Отлично. Пришло время Келли взять все в свои руки.
* * *
В стерильном убежище Атропос выключила диктофон. Материнские инстинкты Кейтлин были так предсказуемы. Без труда можно было воззвать к ним. Голос её умершего ребенка на пленке - и она бежит со всех ног. Даже если понимает, что её ребенок мертв.
Но ведь Кейтлин никогда и не была нормальной, правда?
И со временем становилась только хуже. В детстве у нее был воображаемый друг Гриффин…тот, с кем можно было поиграть, пока ее брат и сестры, особенно мучившая ее Келли, были заняты. Гриффин всплыл после того, как Кейтлин заперли наедине с мертвой бабулей. Атропос улыбнулась. Сама бабуля и не подозревала, что в ее чай кое-что подсыпали, что ей нездоровилось по этой причине.
Пережив травму с бабулей, Кейтлин находила покой в своем воображаемом друге. Она постоянно болтала о Гриффине, пока Бернеда не запретила ей даже упоминать о нем. Мать отказалась от советов, что Кейтлин нужна помощь: она ведь просто ребенок с воображаемым другом. Что в этом плохого? И Бернеда не желала верить, что кто-то из ее детей может быть подвержен проклятию Монтгомери - психической неуравновешенности.
Так что невидимый Гриффин оставался с Кейтлин и был с ней, когда она обнаружила тело Чарльза, глубоко погребенное под слоем снега. Воображаемый друг или первый признак шизофрении? Какая разница? Кейтлин сумасшедшая. А после аварии на катере совсем с катушек съехала.
Думая о Кейтлин, Атропос резала фото Крикет и Шугар. Она взяла снимок Крикет из ее водительских прав - паршивый видок, но ей достаточно и этого. Атропос вырезала голову Крикет и прикрепила к телу жука…да, миленько получилось. А что до сучки Шугар, так Атропос использовала полароидный снимок, который нашла в бумажнике любовника стриптизерши...голая Шугар, распластавшаяся на постели. Тошнотворная картинка, но она идеально подойдет для сучковатого генеалогического древа семьи и сломанной, падающей ветви, оставленной для Бискейнов.
Атропос с удовольствием кромсала проклятое фото, вырезая груди и нижнюю часть живота, там, где сходились ноги Шугар. Убийца приклеила оба кусочка к обертке от пакетика сахара, который сунула себе в сумочку, когда сидела в кафе несколькими днями ранее. Она просунула голову Шугар в пакет так, чтобы были видны только её глаза. Идеально. Теперь можно подвесить фотографии на нитях жизней их владельцев. Маленькая Крикет с усиками, крылышками и ножками насекомого. Атропос пришпилила ее к ее ветви так, словно та была бабочкой, выставленной на бархатной подушечке, и провела линию жизни к стволу генеалогического древа. А затем она прикрепила пустой пакет сахара, с грудью и влагалищем, к той же испорченной ветви, добавив линию Шугар.