Ты подохнешь!
Голос в телефонной трубке, казалось, вибрировал, проходя через стропила этого старого бара, и отражался эхом в ее мозгу. Возможно, одного из них она уже зацепила… одного их тех извращенцев, что таращились на нее и фантазировали. Как насчет того лысеющего парня, который постоянно сидел в углу возле сцены? Или мужчины с седеющей бородкой и злобными глазками, который дожидался момента, когда она снимет блузку и юбку, клал наличные перед ней на сцену, и жадно пялился на ее грудь, пока она наклонялась, что бы собрать их. Однажды Шугар видел, как он сложил банкноты и облизал их сгиб своим длинным острым языком, не отрываясь глядя ей в глаза. Он ее пугал. В другой раз какой-то азиат, стоявший в тени, навел на нее палец, словно дуло пистолета, прицелившись прямо ей в промежность.
Ей надо завязывать с такой жизнью и побыстрее, пока она ее не засосала окончательно. Она повела головой и провела руками по бедрам.
Деньги Монтгомери – вот ее билет к свободе и респектабельности. Шугар крутанулась вокруг шеста, позволив волосам взметнуться за спиной.
И в этом момент она увидела его.
Глубоко в тени за угловым столиком, стоящим вдалеке от сцены. Его взгляд следил за каждым ее движением. Вожделея. Желая. Мужчина, которого она с удовольствием впустила к себе в постель, хотя и тщетно пыталась не пускать в сердце.
Он был респектабельным.
У него были деньги.
Он входил в элиту Саваны.
И все же он ее хотел, она видела это в его глазах, в напряженных уголках губ. Он ненавидел ее способ зарабатывать себе на жизнь, но он манил его. Дразнил и возбуждал. Итак, она покажет шоу специально для него, отбросив рутину обычного выступления. Приникнув к шесту и убедившись, что он крепко упирается ей меж двух половинок зада, она коснулась груди и начала теребить соски, выгибаясь и водя языком по губам. Гул одобрения пронесся по толпе, но они не знали, что Шугар танцует только для одного мужчины, и хотя она собирала деньги, оставленные на линолеуме у ее ног, и даже покачивала своими грудями и задом перед носом мужиков, пускавших слюни, она мысленно трахала того здоровяка позади. Человека, привыкшего к восхищению так же, как и к своей униформе.
Он был женат, но это не делало его менее привлекательным для нее. Она повернулась, выставив ягодицы, и, крепко сжав их, лизнула шест. Шугар почти почувствовала дрожь, пробравшую его перед тем, как он откинулся на спинку стула, стиснув в одной руке рюмку, а другую незаметно спрятав в карман.
Музыка закончилась, и Шугар послала прямо ему воздушный поцелуй, хотя всякий из присутствующих счел, что она хотела каждого из них. Боже, если бы они только знали, как она презирает их всех. Они вызывали у нее отвращение. И ничто не могло этого изменить. Она соблазняюще сошла со сцены, скрывшись за занавесом, надела халат и промокнула лицо ватным тампоном.
Он не часто приходил сюда, и никогда по выходным, когда толпа была плотнее, и существовал шанс быть узнанным. Но те несколько раз, когда он появлялся, послужили сигналом. Шугар знала, что через считанные минуты мужчина проберется за кулисы в паршивенькую комнатушку, в народе известную как «гримерка», дав взятку вышибале, пока другая девушка в это же самое время будет заводить толпу. Прижмет ее к туалетному столику, вытащит свой член из брюк и повернет ее так, что ей придется смотреть в зеркало, пока он будет брать ее сзади.
Без малейшего протеста с ее стороны, он будет толкаться в нее. Его член будет твердым, возбудившись от ее танца. Секс будет быстрым, без всякого намека на романтику.
Она увидит его покрасневшее лицо и услышит хриплое дыхание, и будет притворяться, что завелась от его возбуждения.
Но у нее это не выходило. Да и как могло? С коробочками косметики и краем туалетного столика, впивающимися в живот, оставшимися лампочками по периметру зеркала, раскаленными и подчеркивающими ее унизительную позу, в результате чего она будет чувствовать себя дешевкой. Грязной. Использованной. Если кто-нибудь поднимет занавес, то их мгновенно заметят, или если танцовщица придет задолго до начала своего выступления, произойдет то же самое. А уж если мимо будет проходить владелец заведения, то ее любовнику придется заплатить огромную взятку, при этом сама Шугар станет законной добычей хозяина, жалкого слизняка по имени Бадди Хьюз. А что бы он держал рот на замке, Бадди запросит с нее те же самые услуги, которые она охотно оказывала своему женатому любовнику.
И эта мысль встала поперек горла.
Шугар гордилась тем, что она была одной из немногих “девочек Бадди”, которая не дала ему. И ей бы хотелось сохранить этот статус, пока она не сможет наложить руки на некоторую часть денег дедушки Бенедикта, после чего послать и Бадди, и прочих убогих, кто к ней клеился.