– Значит…наша вдова, с которой они проживали раздельно, вела себя агрессивно?
Морисетт подняла худое плечо и выкинула свою жвачку в мусорную корзинку, стоящую возле стола.
– Очевидно не до такой степени, которая привела бы к аресту.
– Откуда ты получаешь информацию?
– От друга другого друга.
– Слухи, – догадался он, немного разочарованно.
– Да, такой род слухов, за которые мы каждый божий день платим стукачам.
– Слухи в суде не предъявишь.
– Мы даже пока не уверены, что у нас убийство. Я просто передаю тебе некоторую информацию, которую собрала. Я проверю ее и посмотрю, что там и как. – Сильвия улыбнулась, ее поблекшая губная помада была темнее на контуре губ. – На тот случай если мы все-таки попадем в суд.
Он взглянул на ее торчащие во все стороны волосы и на несколько темных корней, которые отрасли и уже были заметны.
– Ты ведь услышала все это не в местной парикмахерской?
– Черт, нет. – Одна сторона ее губ приподнялась. – Я не хожу в «парикмахерские». Черт ненавижу это слово. И термин «салон красоты» не намного лучше. Но, – она показала рукой на свои жесткие светлые волосы, – ты можешь удивиться, но это – непрофессиональная работа. О, ты, вероятно, думаешь, что я заплатила сорок, шестьдесят или даже сотню долларов какому-нибудь парикмахеру с именем наподобие Клод или Антуан, но, черт побери, нет. Эта работа – любезность старой доброй Леди "Клерол" [4] и пары ножниц, которые достались мне от бабушки. Я выделяю себе несколько часов каждые шесть недель или около того, и вот, пожалуйста, главное, мать его, блюдо!
– Думаю это лучше произносить на французский манер – piece de resistance.
– Да, знаю. – Она махнула в сторону своей головы, когда встала. – Это дешево, быстро и современно.
– Как скажешь.
– Я так и говорю, – произнесла Сильвия, роясь в своей сумочки и вытаскивая пачку легких Мальборо. – Самое время устроить себе небольшой перерыв. Пойдешь со мной? – спросила она, вытряхивая сигарету.
– В другой раз. Думаю, мне лучше пока еще разок проверить друзей и родственников Джоша Бандо, раз уж ты считаешь его настолько мерзким и презренным.
Скривившись, она указала на изображение Джоша Бандо на мониторе своего компьютера.
– Некоторые даже называли его «Бандит» Бандо.
– Мило.
– Это подходило. Он всегда что-то у кого-то забирал. Думаю, один из его бывших партнеров дал ему это прозвище, а пресса его подхватила.
– С них стало бы.
– Не испытываешь любви к «четвертой власти» [5], а Рид?
– Нет, – прорычал он.
– Думаешь, я смогу продать эту фотографию? – спросила она. На снимке Джош Бандо был таким, каким они нашли его – распростертый на своем дорогом столе, с пальцев капает кровь и собирается в лужицу на ковре. – Любой, кто заплатит цену, сможет поместить этого маленького красавчика на свой собственный персональный компьютер…ну знаешь, как обои или как скринсейвер, или еще что-то.
– Забавно, – ответил Рид, не улыбнувшись.
– Подумала, что ты оценишь юмор.
Но все следы улыбки, которая растянула ее тонкие губы, исчезли. Рид предположил, что Морисетт была куда ближе к «ублюдку», чем когда-либо признает.
Что было вполне ожидаемо. По мнению Рида, Сильвия Морисетт так и не забыла никого из своих бывших мужей или любовников. Она была хрупкой, и совсем не такой жесткой, какой старалась казаться. У нее просто был плохой вкус на мужчин. Как он слышал, Сильвия выросла без отца. По слухам, он оставил ее мать ради более молодой женщины в тот день, когда Морисетт принесли из больницы. Но это были всего лишь разговоры. Предположение, сделанное местными болванами, которые не могли справиться с жестким отношением Сильвии.
Рид не знал правды, и ему было все равно. Или, по крайней мере, ему было все равно до этого момента.
– Ты ведь не сделаешь ничего такого, что повредит расследованию, верно? – спросил он.
– Что? – переспросила Морисетт, но он не купился на ее простодушие.
– Ты слышала меня.