- Тот участок, который сзади за нашим, пустой. Мы с мальчишками клубнику там едим без спроса.
- Почему пустой?
- Не знаю, папа. Но точно. Мальчишки сказали, что можно, потому что этот дядька сейчас в городе живет, а приезжает сюда только в выходные.
Думать было некогда, тем более, о неприкосновенности чужой собственности. Нужно решать. Антон, полностью готовый, одетый, со своим любимым рюкзачком на плечах, уже выглядывает из домика наружу.
- Уходим, - торопится Х. и гасит свет.
Бежать...
Сначала переждать, отсидеться. Не пешком же в город идти, с девятилетним ребенком? Дверь в руках опытного слесаря взламывается с рабской покорностью. Соседская дача в самом деле оказывается пустой, и не дача это вовсе, а полуобжитой сарай, непригодный для сдачи внаем. Времянка, в которой они жили, и то благоустроеннее. В общем, лучше не придумать - тихо, грязно, незаметно. Заячья нора. Хотя, живут ли зайцы в норах? Но решать все равно надо, никуда не деться - надо что-то делать, если уж тебе повезло родиться мужчиной... Во-первых, ни в коем случае не включать свет. Хорошо ли Антон это понял, хорошо ли запомнил? Свет отныне как бы не существует. Во-вторых, если мальчик захочет кушать, он может залезть в холодильник и чего-нибудь поискать - здесь, к счастью, холодильник предусмотрен. Но лучше всего лечь на диван и попробовать заснуть. А папе пора идти. Ненадолго, просто позвонить в город, опять к почте, так что нечего бояться, папа скоро вернется - ложись, и спи, Антон, будь мужчиной...
Да, опять к почте. Куда еще, если междугородный телефон-автомат есть только там. Участок выходит на другую улицу, не ту, где отец с сыном снимали дачу, а на параллельную. Это хорошо. Участки идут в два ряда между улицами, все очень просто, очень удачно.
Темный нервный путь, полный страшных невидимых шорохов. Затем центральная поселковая магистраль, освещенная только редкими окнами. Фонари пока не горят: ведь белые ночи сейчас, роскошная пора русского Севера, ведь должно быть светло, как днем. Кто же предполагал, что бесконечная низкая туча сделает белую ночь - нормальной ночью?
А старики, наверное, сопротивлялись. Наверное, попросили нежданных гостей удалиться, и сделали это слишком решительно. Они такие бескомпромиссные. Были бескомпромиссные... Но кому и зачем понадобился скучный небогатый работяга, не занимавшийся в своей жизни ничем сколько-нибудь интересным! Зачем перерыли комнату? Опять искали какую-то "косметичку"? Но как вообще обнаружили эту дачу, если Х. с сыном якобы на море?
Вопросы.
Он вытаскивает из пиджака тряпочный мешочек, сшитый еще женой. В мешочке оглушительно звякает. Монеты для телефона-автомата. Не забыл, взял их с собой, покинув новое убежище - весь запас монет, привезенный из города. Думал, ни одной не потратит, никому ведь не собирался звонить, отдохнуть хотел от города и от людей, но теперь выясняется, что без этих маленьких шедевров современной чеканки он бы погиб. Он бы попросту сошел с ума - для начала. Или он уже сошел с ума? Вот и почта, темная, неприветливая, настороженная. Запертая, конечно. Хорошо, что телефон на улице, иначе бы - гибель, сумасшествие, конец света...
Прежде всего - знакомому из прокуратуры. Это один из клиентов, которому Х. регулярно ремонтировал автомобиль частным образом. Брал по-честному: стоимость деталей плюс затраченное время. И работал качественно, не как другие. Вдруг гражданин юрист 3-й категории сумеет рассеять стремительно сгущающийся кошмар?
Знакомый спит. Но сразу просыпается, едва слышит извиняющийся голос Х., сразу спрашивает: откуда звонок? Из Ялты, откуда же еще. Приходит очередь Х. спрашивать: знает ли знакомый из прокуратуры хоть что-нибудь? Знает. Трудно этого не знать, родной, ведь именно ты убил начальника аэропорта, - шутят на том конце линии связи. Сейчас не до шуток, - умоляет Х. За что его разыскивают, почему по телевизору показывали его фотографию, выдранную из тоненького семейного альбома?
Какие могут быть шутки! - безобразно орет юрист. - Начальник аэропорта мертв, а главный подозреваемый - Х. Ты зачем звонишь, придурок! - вот как орет рассерженный страж законности, заполняя эфир густым начальственным басом.
Шок. Ледяная вода за шиворот.
А как же почтальон? Почтальона убили или нет?
Какого почтальона! Ах, вот какого?.. Нет, ничего конкретного знакомый сообщить не может, про почтальона ничего не слышал, и вообще - делом гражданина Х. занимаются другие ведомства, по борьбе с организованной преступностью, так что он бы советовал явиться с повинной, хотя, если по-дружески - строго между нами, договорились? - лучше всего будет раствориться в воздухе, ни в коем случае не сдаваться, высшая мера по этому делу почти обеспечена, и только при большом везении - срок по максимуму.
Будто удар в солнечное сплетение - нечем дышать. В муках выдавливаются остатки воздуха: он ни в чем не виноват, не замешан, все это бред, возмутительная ошибка! Объяснят ему, что происходит, или нет! Гады, ублюдки, садисты в погонах...
И его наконец понимают. Его просят перезвонить минут через десять-пятнадцать, обещают навести справки. Ну, справки - громко сказано, просто душою щедрый юрист звякнет туда-сюда ребятам, поспрашивает тех, кому в такую поздноту можно звонить. "Спасибов" не надо, не трать монеты. Посмотри на часы, и убедишься, что "спасибо" за такой пустяк много, вполне хватит ящика водки...
Следующий из намеченных по плану разговоров, увы, не получается. Почему-то трубку снимает не продавщица! Х. хотел быстренько взять у нее оставленный бандитами номер телефона, не догадался сделать это сразу, в прошлый звонок. Но отвечает какой-то мужчина: "Алло", - говорит. Голос очень знаком. О, Господи, чей же это голос - нет, никак не вспоминается, мозги подводят, да и слух далеко не музыкальный, отвратительно распознает мужские голоса... Зато хорошо угадывается женский - там же, в комнате, недалеко от аппарата, кричит и рыдает: "Не надо! О-о-ой! Не надо!.." Х. кладет трубку.
Как в тумане.
Выждав положенное, он снова звонит знакомому сотруднику прокуратуры, все еще на что-то надеясь. Но тот уже сух и официален. Мол, нечего дурака валять, ты же убийца. И вовсе это не бред, и не перебивать! Служащего вашего почтового отделения действительно зверски прикончили, в его же собственной квартире, сначала подрезали сухожилия под коленками, чтобы ноги не работали, потом порезали руки, и только потом... Ишь ты - "бред"! Пытали парня, что ли? Слышишь, Х., тебя спрашивают! Почему тебя? Потому что в квартире убитого нашли спрятанное письмо, заготовленное на всякий случай, где он описал все, что ему известно. Короче, бедолага раскрыл, чем наш герой занимался на досуге, пытался нашего героя шантажировать, вот и поплатился жизнью.
Преступнику жарко, он нескончаемо потеет в телефонной кабине, не справляясь с бунтующими железами. Душная тьма сгущается вокруг этого человека. А дождю никак не начаться. Человек мечется в стеклянной западне, гнев его не находит адекватной словесной реализации: неужели криминалисты всерьез интересуются досугом отца-одиночки? А представляют ли они, каково это - с маленьким ребенком без матери? И каков теоретически может быть досуг у главы такой семьи, и есть ли он вообще - "досуг"! Да, Х. кое-чем странным занимался! Модели с сыном мастерил, деревянные детали сыну вытачивал, а когда тот спать ложился, кроссворды решал под телевизор... Юрист 3-й категории смеется. Нехорошо, недобро веселится, как они там в прокуратуре умеют.
Ладно, мол, тебе язык попусту разминать. Мол, в квартире у Х. квалифицированные специалисты работали, и в результате обыска был обнаружен шприц-тюбик. Пустой, конечно. Да-да, нечего шипеть в трубку. Придумал, куда спрятать - в ящик со старыми разломанными игрушками! Хитрец чокнутый. Химический анализ показал, что когда-то шприц-тюбик наполнялся буфотоксином, а начальника аэропорта, если Х. запамятовал, прикончили именно этим ядом. Очень профессионально - кольнули на лестничной площадке. Ребята давно уже с ног сбились, разыскивая маньяка-отравителя, ведь это далеко не первое такое убийство - укол ядом на пустынной лестнице, - и если говорить прямо, то все следственные органы города просто лихорадит от нераскрытой "серии". И наконец преступник вычислен! Надо же, какой глупый прокол получился у тебя с идиотом почтарем, - весело сочувствует чиновник, - прямо кино... В телефонной кабине - нервный криз. Сброс излишков жара, распирающего голову. Духота липнет к лицу, вползает в легкие, а дождя все нет.