— Какие еще моральные издержки?
— Ну, вам же, наверное, стыдно вот так просто мужа своей любимой женщины в тюрьму спроваживать? Иначе вы бы давно это сделали. Так ведь?
— Ага, — криво усмехнулся Паша. — Конечно. Вас послушать, так я тут местный альфонс, не сказать бы хуже. С Кирой у меня близкие отношения, и еще любимая женщина…
Следователь поощрительно усмехнулся:
— Да что вы смущаетесь? Дело-то молодое. Кира, конечно, девушка привлекательная, но правильнее свою жизнь с Викторией связать — она обеспеченная женщина…
Паше вдруг стал невыносимо противен весь этот разговор. Он наморщил нос и довольно резко сказал:
— Спасибо, что заметили, как насыщена моя личная жизнь. Но мне самому другое интересно: почему ж вы раньше маньяка на пляже не искали? Третий год подряд девушки пропадают. В один и тот же день, похожие друг на друга. А ваши коллеги и ухом не ведут. Или заказа на маньяка не было?..
— Чего? — повернулся к Седову всем телом Лев Аркадьич. Его лоб избороздили морщины праведного гнева — явно наигранного.
Теперь уж Седов не сомневался в своих догадках:
— Кто-то хочет перекупить отель по дешевке, так? «Заря коммунизма» отремонтирован по высшему классу, пять лет считается самым лучшим местом на побережье, денег приносит — мама дорогая! Чего ж не отнять и не поделить? Репутация прежнего владельца только на пользу пойдет — можно будет привлекать клиентов слухами о номерах с привидениями.
— Что вы паясничаете, молодой человек? — с различимой ноткой ярости прорычал Лев Аркадьич. — Я хотел предложить вам свои соображения высказать, так сказать, помочь следствию, а вы тут разоблачать и клеймить пытаетесь?! Вы думайте, что вы несете! Мы и не таких тут на путь истинный наставляли.
— А меня уже в вашей Боровиковке наставили, — сообщил Паша. — Перелом ребра и лучевой кости. Мне, Лев Аркадьич, терять-то нечего. Я просто алкоголик и неудачник. А мы — алкоголики и неудачники — упрямые.
— Скорее, сумасшедшие, — ответил следователь, поднимаясь с песка.
В бильярдной Паша ощутил, что отель лишился чуть ли не половины своих посетителей. Из трех зеленых столов два были свободны, в баре пустовало около половины столиков, на маленьком танцполе никто не дрыгался.
Ивана тоже не было. Паша знал от Вики, что похороны Ираиды назначены на завтра и Лена вызвалась организовать церемонию. На эти цели Вика передала ей крупную сумму денег. Значит, Иван сейчас занят печальным делом. Думает ли он о похоронах собственной дочери? Скорее всего, именно эти мысли терзают его отцовскую душу.
Паша сыграл партию с одним профессионалом, сыграл другую — с другим. В первый раз он выиграл, а во второй — проиграл.
Он все думал о том, что надо позвонить Вике, а еще лучше подняться к ней в номер, но что-то его останавливало. Быть может, нежелание показаться навязчивым, а еще, может быть, опасение всколыхнуть в своей душе воспоминания, которые лучше было бы не будить. Он был обязан себе признаться, что Вика значит для него намного больше, чем это было бы правильно для них двоих, как для друзей. А она замужем — счастливо и удачно, он — почти женат, ведь он все равно поступит так, как хочет Яна.
Его мысли переключились на Яну. Их брак был предопределен и ощущался им с легкой тоской и в то же время со слабой надеждой. Он не хотел думать об этом, но все равно осознавал: Яна в его жизни олицетворяет надежду. Если сейчас он не попытается схватиться за спасительную соломинку, его план пролонгированного самоубийства осуществится. А последние десять дней показали ему, что в жизни есть не только воспоминания о своей неудаче, не только боль потери, не только тоска о погибшей по его вине женщине, но и… море. Он мог бы вернуться сюда через год вместе с Яной, и через два года, и через три. И через двадцать три года тоже — живой, счастливый, полный надежд и снова смотреть на море днем и ночью.
И если бы сейчас ему предложили сложнейшую нейрохирургическую операцию по удалению из его мозга тех, горящих воспоминаний, он бы уже умолял хирурга скорее начинать.
Второй причиной, удерживавшей Пашу от визита в номер супруги владельца отеля, было чувство вины. Как мог он поделиться своими мыслями с Кирой, с этой глупой умной белочкой? Теперь было поздно каяться. Все, что он мог сделать, — помочь оправдать Роберта перед законом и перед людьми.
Около полуночи Седов покинул бар и спустился к морю.