Вдалеке, на пляже рокеров, снова гремела музыка, пылали костры. Припомнив поговорку «Кот из дома — мыши в пляс», Паша понял, что на диком пляже по Роберту никто не печалился.
Седов снял кеды, связал их шнурки узелком и перекинул через плечо. Подвернул штаны, вошел в прохладную воду по щиколотки, побрел по берегу. Он смотрел на костры, иногда — на удивительно гладкое море и на небо, где звезды были как дырки в черном бархатном куполе.
Мимо первого костра он прошел, погрузившись в свои мысли, а вот навес, под которым хорошенькая блондиночка продавала пиво, словно бы притянул его к своим сокровищам. Купив пару бутылок, Паша открыл одну, сделал большой глоток, тихо фыркнул от удовольствия. За плечом прозвучало его имя:
— Павел…
Это была Кира, сменившая свой дневной ярко-желтый наряд на джинсовые шорты и черную тесную майку. Она стояла прямо перед Седовым, опустив глаза.
— Что тебе, девочка? — спросил он почти ласково. Он не хотел говорить с ней, не хотел ее видеть, но уйти вот так, просто развернувшись спиной, почему-то не смог.
— Паша… прости меня… Я не знала, что Роберт Аванесович попытается покончить с собой. Я этого не хотела.
Седов улыбнулся ей одними губами. Как только Кира попросила его об этом, он сразу же ее простил, но все равно говорить с девушкой ему не хотелось. Она это почувствовала.
— Я такая дура! — воскликнула она. Продавщица под навесиком кинула на них любопытный взгляд. Паша подумал, что они вдвоем выглядят как люди, связанные какими-то сентиментальными отношениями.
— Ладно, — сказал ей Паша. — Все в порядке.
— Ты все равно сердишься…
— Нет.
— Сердишься! Я же все понимаю!.. — Кира развернулась и бросилась бежать прочь.
День четырнадцатый
Не было еще и девяти утра, когда Павел Петрович снова шел через поле от отеля к Боровиковке. На нем были приличные брюки и белая футболка, на ногах — кеды, на носу — солнечные очки. Паша считал, что девушка, пережившая однажды изнасилование, будет напряженно относиться к любому мужчине, который начнет приставать к ней с интимными разговорами. А разговор о том, что случилось с Надеждой Собакиной пять лет назад, он считал интимным.
На пороге симпатичного частного дома, окруженного солидным каменным забором и фруктовыми деревьями, Пашу поджидала совсем молоденькая невысокая женщина, уже расплывшаяся, видимо, после родов, потому, что на руках у нее сидел годовалый малыш. Он с большим любопытством смотрел по сторонам, а из уголка красного ротика стекала слюнка.
В контраст живому личику ребенка выражение лица его матери было уныло-туповатым. Маловыразительные голубые глаза, приплюснутый носик и жидкие волосы мышиного цвета разочаровали Пашу. Ему почему-то казалось, что жертва насильника должна была чем-то привлечь его внимание, вызвать в нем неконтролируемое желание своей красотой.
— Здравствуйте, — улыбнулся Паша Надежде. — Простите, что отвлекаю. Вас Петр Макарыч предупредил, о чем я собираюсь с вами говорить?
— Здравствуйте, — ответила Надя на слова гостя, не ответив на его улыбку. — Ага, предупредил…
Она провела гостя во двор, опустила ребенка на землю. Усадила Седова за деревянный, вкопанный прямо в землю стол, налила сладко пахнувший компот.
— Угощайтесь.
Села напротив.
— Вы, наверное, знаете, Надя, что на пляже, с той стороны, где построен отель, пропало несколько девушек?
— Нет. Я не знала…
— Одна из пропавших девушек перед смертью встречалась с мужчиной. У них было свидание. Вы понимаете, о чем я?..
Надя кивнула и отвела глаза.
— Возможно, что она встречалась с тем мужчиной, на которого вы написали пять лет назад заявление в милицию. Понимаете?
Паша никак не мог удержаться от этого «понимаете», потому что об эмоциях Нади приходилось только догадываться. Ни мимика, ни язык тела не выдавали ее чувств.
— Нет, они не с ним встречались. Не с Андреем.
— Его зовут Андрей?
Почти перед каждым своим ответом на Пашин вопрос Надя делала небольшую паузу, словно бы зависала, как слабоватый компьютер.
— Да, — сказала она бесцветным голосом и поглядела на ребенка. — Андрей Горелов. Я предала его.
— Чего? — не сдержался Павел Петрович. — Как это? Или вы о том, что заявление на него написали?
Надя моргнула, будто ей в глаза попала мошка.
— Нет, вы же ничего не знаете. У нас любовь была. — И эту фразу она сказала ровным тоном биоробота. — Андрей сюда на целое лето приехал из Гродина. Он уже в институте учился, а я только школу закончила. И он меня еще в июне на пляж ночью звал. Он говорил, что любит меня очень, что я самая красивая девушка в Боровиковке. Он таких, как я, раньше не видел. И все у нас будет по-настоящему: мы поженимся, я рожу ему сыночка, и он будет меня на руках носить.