Шаров битых было немало. Хозяин чуть ли не каждый месяц привозил из города новые взамен негодных. Старые Ваня уносил домой — он купил в Боровиковке небольшую хибарку с неухоженным двором, а битыми шарами он ограничивал дорожки и грядки во дворе.
Олесе новое место очень понравилось. Она любила море, шумные пляжи, веселые вечеринки, на которые бегала втайне от отца.
Иван очень волновался за дочь. Он давно знал, что дочка на маму совершенно не похожа. Олеська была живая, активная, умненькая. Такая девочка — веселая и бойкая — привлекала друзей как магнит. А среди друзей были как девчонки, так и мальчишки.
И то, как вела себя Олеся с мальчиками, Ивану казалось безобразием. Девчонка так и старалась привлечь к себе их внимание, попросту говоря, заигрывала с ними вовсю.
Иван одергивал, поучал, воспитывал и наказывал дочь, стараясь выбить из нее врожденную склонность к кокетству. Ничего не выходило, и отцу все чаще являлась мысль, что его доченька, его единственная радость, теряла свою чистоту прямо у него на глазах. Это убивало его, будило в душе саднящее чувство досады. Иногда он думал о матери и о своем деде: тот тоже, наверное, так же мучился, замечая, как гибнет на его глазах дочь.
Все случилось именно тогда, когда не ожидалось. Иван в тот вечер играл в кафе на побережье, а Олеся пообещала вечером из дома не выходить. Как раз накануне ее привез домой на своем мотоцикле какой-то плейбой, при виде которого все нутро Ивана просто запылало. Он был такой холеный-лощеный, такой весь из себя городской и модный, что просто с души воротило. Хотелось встряхнуть ублюдка, ткнуть его мордой в землю и выпинать прочь отсюда к чертовой бабушке!
А Олесе он нравился. Они еще пять минут прощались под взглядом Ивана, стоявшего на пороге дома и отлично видного обоим с дороги. На прощание этот выродок посмел поцеловать дочку. Иван подбежал к ней, схватил за руку и уволок от мотоцикла, не дожидаясь, пока парень уедет.
— Что ты грязь на себя цепляешь? — встряхнул он Олесю, втащив ее в дом.
— Пап, Андрюша нормальный! — ответила она, хихикая. — Ну, папа, хватит…
— Иди уже, умойся! — сказал он строго. — И ты наказана. Три дня будешь дома сидеть, поняла?
— Поняла, — ответила Олеся, вовсе не обидевшись.
Он попытался объяснить ей, что грязь убивает, разлагает, разрушает. Грязный человек все равно погибнет, все равно его затянет, поглотит, переварит трясина. Дочь не слушала его речей. Стояла у окна и, глядя на дорогу, по которой укатил проклятый плейбой, чуть заметно улыбалась. Иван вдруг захотел ударить ее по лицу, но испугался своего желания. Отвернулся и вышел из комнаты.
На следующий день, вернувшись после игры в их домишко, он не нашел в нем Олеську. Сначала рассердился — ведь обещала же, бессовестная, дома сидеть! А потом испугался. Побегав по улице, ощутил, что его страх за дочь все нарастает. Будто он чует беду, огромную беду, страшную.
У подружки, что жила напротив. Олеси не было, у другой, с соседней улицы, — тоже. Это могло означать только одно — Олеся сбежала на свидание с тем модным городским придурком.
Где у них это свидание могло быть, Иван и знать не знал. Прошелся по окрестностям, а потом, ощущая, что горе застит ему глаза, двинулся через поле к пляжу.
К тому времени уже стемнело. Ни дикого пляжа, ни пляжа отеля еще не существовало. Был только песчаный берег, на котором принимали солнечные и морские ванны приезжие, остановившиеся в съемном жилье в Боровиковке. Иван вышел на песок и побрел по берегу, освещаемому только звездами и луной.
И тут он увидел, как навстречу ему движется фигура. Это была женщина, а точнее — девушка. А еще точнее, как он разглядел, приближаясь, его Олеся. Она шла, ссутулившись, волоча ноги и громко рыдая.
Заметив отца, девушка остановилась и закрыла лицо руками.
Еще не зная точно, что же произошло, приблизившись на расстояние вытянутой руки, Иван сказал ей:
— Что же ты меня не слушалась, дочка? Зачем так испачкалась?
Его голос прозвучал в тишине, сопровождаемой только шумом прибоя, так странно, что Олеся смолкла и опустила руки.
— Он говорил, что любит меня, — прошептала она. — Я говорила, что не могу, но он…
— Умыться тебе надо, доченька, — сказал Иван. И снова голос его звучал глухо. — Идем… Идем в воду, смыть грязь надо!
Он взял дочь за плечо и повел в воду. Она шла рядом с ним покорно и испуганно. Таким, как сейчас, она отца никогда не видела.
Иван завел ее в море по пояс. Вода была теплой и освежающей одновременно.