– Я думала, у него хватит такта уехать пораньше.
– Он здесь хозяин – ведь, в сущности, он открыл это место. Госс всегда говорит, что обязан Дику решительно всем.
Бэби невозмутимо посмотрела на сестру.
– Не надо было нам его отрывать от его велосипедных экскурсий, – сказала она. – Когда людей из низов вытаскиваешь наверх, они теряют голову, какими бы красивыми фразами это ни прикрывалось.
– Шесть лет Дик был мне хорошим мужем, – сказала Николь. – За все то время он ни разу не сделал мне больно и всегда старался оградить меня от любых огорчений.
У Бэби слегка выдвинулась вперед нижняя челюсть.
– Для этого он и учился.
Сестры надолго умолкли. Николь устало размышляла о том о сем; Бэби прикидывала, стоит или нет выходить за очередного претендента на ее руку и деньги, чистопородного Габсбурга. Не то чтобы она об этом думала по-настоящему. Все ее романы отличались поразительным единообразием, и по мере того, как она увядала, приобретали значение больше умозрительное, чем реальное. Ее чувства существовали главным образом как повод для разговоров о них.
– Ушел он? – спросила Николь немного погодя. – Кажется, его поезд отходит ровно в двенадцать.
Бэби выглянула из-за кабинки.
– Нет. Поднялся на террасу и разговаривает с какими-то женщинами. Но кругом уже так много народу, что он все равно не заметит нас в толпе.
Она ошибалась. Он их заметил, как только они вышли из своего укрытия, и взглядом следил за ними, пока они не исчезли снова. Он сидел за столиком с Мэри Мингетти и пил анисовый ликер.
– В тот вечер, когда вы пришли к нам на выручку, вы были совсем прежним Диком, – говорила Мэри. – Вот только под конец безобразно обошлись с Керолайн. Почему вы не хотите всегда быть таким милым и славным? Ведь могли бы.
Дик вдруг осознал всю нелепость этого положения – Мэри Мингетти поучает его, как жить!
– Ваши друзья и сейчас вас любят, Дик. Но вы, когда выпьете, говорите людям просто немыслимые вещи. Я все лето только и делаю, что заступаюсь за вас.
– Классическая формула доктора Эллиота.
– Нет, серьезно. Никому ведь нет дела до того, пьяны вы или трезвы… – Она замялась. – Вот Эйб, сколько бы ни выпил, никогда не оскорблял людей, как это делаете вы.
– До чего же со всеми вами скучно, – сказал Дик.
– Но ведь, кроме нас, никого и нет! – воскликнула Мэри. – Если вам скучно в порядочном обществе, ступайте к тем, кто к нему не принадлежит, – посмотрим, понравится ли вам с ними! Люди хотят одного – получать удовольствие от жизни, а если вы им это удовольствие портите, вы сами себя лишаете соков, которые вас питали.
– А были такие соки? – спросил он.
Мэри сейчас получала удовольствие, сама того не сознавая; ведь села она с ним за столик больше со страху. Решительно отказавшись от вторичного приглашения выпить, она продолжала:
– Привычка потакать своим слабостям – вот где корень зла. Могу ли я равнодушно относиться к таким вещам после Эйба – после того, как на моих глазах алкоголь сгубил хорошего человека…
По ступенькам с театральной живостью сбежала леди Керолайн Сибли-Бирс.
Дику сделалось весело – он обогнал время и достиг уже того состояния, какое обычно достигается к концу хорошего обеда, но это пока выражалось лишь в мягком, подчеркнуто сдержанном интересе к Мэри. Его взгляд, ясный, как у ребенка, напрашивался на ее сочувствие, и в нем уже шевелилась давно забытая потребность внушать собеседнице, что он – последний живой мужчина на свете, а она – последняя женщина.
…Тогда, главное, ему нужно будет смотреть на тех, других мужчину и женщину, чьи фигуры с графической четкостью вырезались на фоне неба…
– Правда, ведь вы когда-то неплохо ко мне относились? – спросил он.
– Неплохо! Я была влюблена в вас. Все были в вас влюблены. Любая женщина пошла бы за вами, стоило только поманить…
– Мы с вами всегда были близки друг другу.
Она мгновенно клюнула.
– Неужели, Дик?
– Всегда. Я знал все ваши горести и видел, как мужественно вы с ними справлялись. – Его вдруг начал разбирать предательский внутренний смех, и он понял, что долго не выдержит.
– Я всегда догадывалась, что вы много знаете обо мне, – восторженно сказала Мэри. – Больше, чем кто-либо когда-либо знал. Может быть, потому я и стала бояться вас, после того как наши отношения испортились.
Его глаза улыбались ей тепло и ласково, словно говоря о невысказанном чувстве. Два взгляда встретились, слились, проникли друг в друга. Но этот смех у него внутри зазвучал так громко, что казалось, Мэри вот-вот услышит – и он выключил свет, и они снова вернулись под солнце Ривьеры.
– Мне пора, – сказал он, вставая. Его слегка пошатывало; в голове мутилось, ток крови стал медленным и тяжелым. Он поднял правую руку и с высоты террасы широким крестным знамением осенил весь пляж. Из-под нескольких зонтиков выглянули удивленные лица.
– Я пойду к нему. – Николь приподнялась на колени.
– Никуда ты не пойдешь. – Томми с силой потянул ее назад. – Довольно уже, все.