Командир приказал всем сидеть в укрытиях, а сам медленно пошел по направлению к дому — он знал, что все его ребята держат под прицелами черный проем на чердаке крайнего дома.
Остановился, перевел дух и крикнул очень громко:
— Зольдатен! Нихт шиссен!! Зи зинд Кригсгефангенен! Аллес! (Солдаты! Не стрелять!! Вы военнопленные! Все!)
Ему оттуда что-то ответили, но он не смог разобрать и на всякий случай добавил:
— Жизнь гарантирен!
Из проема неслась какая-то смесь из ломаных русских и немецких слов: дескать, они все готовы сдаться, но у них есть один тяжелораненый. Он их товарищ… Так и сказали по-русски: «Товарищ!» И они не могут его бросить… Что-то вроде этого… В процессе речений уже двое виднелись в проеме, и оба помогали жестами объяснить условия сдачи.
Взводному сразу понравилось, что они не хотели бросить своего «товарищ!» — пропаганда постоянно утверждала, что фашисты при отступлении пристреливают своих тяжелораненых, но он давно уже не верил этой брехне, и самому убедиться было приятно… В поле водворилась тишина. Все ждали ответа. Почти шутливо он спросил:
— Вен онэ «товарищ»? (Если без «товарищ»?) Один из осажденных после паузы ответил:
— Hyp алле байде (Только все вместе).
— Онэ камарадес вир бляйбен хир унд мюссен кемпфен (Без товарища мы останемся здесь и должны сражаться), — сказал второй, но все это как-то без вызова, без пафоса, а с интонацией надежды на то, что удастся договориться. — Эр ист унзере фельдфебель (Он наш фельдфебель).
— Вифиль зольдатен? (Сколько солдат?) — крикнул взводный.
В проеме показался высокий блондин без головного убора и произнес:
— Зекс зольдатен унд унтерофициерен, — и показал на пальцах «семь». — Плюс унзере фельдфебель.
Наступала главная трудность: нужно было сложить длинную и толковую фразу (или команду), а уверенности, что она получится, не было:
— Аллее геен унтен (Все идти вниз). Айн зольдат миг геверен гейт форвертс… (Один солдат с оружием идти вперед…) Андерен мит «товарищ» фельдфебель все вниз… Унд онэ шпассен! (И без шуток!)
— Яволь! Онэ шпасен… — бодро ответил высокий блондин, неожиданно приветливо помахал рукой и исчез в темноте проема.
И те и другие все еще немного опасались, но уже замерцала надежда на то, что можно будет договориться без выстрелов. Командир все-таки оглянулся и увидел, что все на своих местах и держат проем и входную дверь под прицелами.
Выходили они с фольварка довольно медленно, торжественно и с опаской озирались по сторонам. Впереди шел обвешанный оружием коренастый солдат, а за ним, с интервалом метров десять, пять остальных несли своего раненого товарища, как некую драгоценность, — два слева, два справа, один поддерживал голову… Наши солдаты и сержанты уже поднялись со своих мест и без всякой опаски двинулись им навстречу. Немцы остановились, уложили на землю своего фельдфебеля. Он был серьезно ранен в ногу и в предплечье. Вел себя сдержанно, но ему это давалось нелегко.
Командир спросил у каждого пленного имя, воинскую специальность и гражданскую профессию. Отвечали с готовностью, в том числе ответил и фельдфебель: «Инженер-строитель».
Это были люди штаба бригады: высокий блондин оказался автомехаником, были еще радист, водитель тяжелой машины, техник по ремонту каких-то устройств, а тот, что нес все оружие, оказался водителем автомобиля самого командира бригады. Он сразу заявил, что его новый автомобиль-амфибия надежно спрятан в стоге сена, совсем новенький, и он готов его пригнать сюда через пятнадцать минут — туда и обратно вместе! И там все имущество командира бригады, разумеется, полевое имущество… Предложение казалось опасным, но было заманчивым… Грузовых машин в окрестности фольварка было брошено много, и тутвозник грандиозный план: если учесть, что почти все немцы неплохие водители, взводный распорядился поставить на ход пять-шесть лучших грузовиков — пленные знали, какие из машин того стоят.
Подкатил на своем мотоцикле с коляской рядовой Костин и вскоре сказал командиру:
— Отпускайте нас с фрицем, его зовут Вилли, товарищ гвардии старший лейтенант. Он говорит: «Пятнадцать-двадцать минут — и мы будем с амфибией!» — трудно было догадаться, когда и как они успели сговориться.
Командир спросил у немцев, те ответили, что это чистая правда. Заявили, что ручаются за водителя:
— Ээрворт! (Слово чести!)
Ну, смотри, здесь остаются шесть твоих… — сказал взводный, а Костину добавил: — Ни на миг не терять его из вида. Держать ухо востро!
Есть, — ответил Костин и рванул вперед.