И тут как нарочно: «Проход закрыт — МИНЫ. Ст. л-т КогАн».
— Й-й-й-й-ё-ё-ё трезвон-перезвон, в забор и перекладину! Еврейское засилье! В этом засранном минами лесу!..
Его попутчики вышагивали вразброд, но речения Петра одобрения не вызывали: Долматов, Андрюша Родионов, Борис Токачиров, а еще Виктор Кожин — худой, высокий взводный. Где-то в отдалении меж деревьев маячили Лысиков и «разбойник Дубровский» — в армии клички прилипают намертво.
— Ему сегодня все равно на кого рычать. Он будет выть, пока не найдет свои «боевые сто грамм» и не прибавит к ним еще двести пятьдесят, — скромно заметил Андрюша, но так, что Петро услышал.
— С каждым может случиться, но где же выдержка? — добавил Токачиров, он знал, что Романченко третьи сутки без капли спиртного. — Да ему и нынче не светит. Впрочем, как и всем остальным.
— А я говорю, засилье!.. — откликнулся Романченко.
— Нет! Не засилье. Это жидовский гнет!.. — из-за огромной кучи валежника поднялся сам новоявленный старший лейтенант Коган, во весь свой вовсе не богатырский рост — куда ниже среднего.
Кряжистый, на крепких коротковатых ногах, грудь колесом, взмокшие волосы высовывались из-под насквозь пропотевшей фуражки, помутневшие глаза навыкате. На груди справа светился большущий новенький орден «Александра Невского» — второй после «Красной Звезды», — этого только Петру не хватало! «Невского» воочию разведчики видели впервые — шутка ли?! А ведь нет жаднее разведки на ордена, разве что затаенные штабисты и глубокие тыловики — «организаторы побед».
Казалось, сапер родился с вытаращенными усталыми глазами и орденами, а фамилию, имя, вместе с высоким званием ему пришпандорили уже по дороге.
— Ходи сюда, болтун, — растянуто проговорил он, обращаясь к Петру. — Как стоишь, когда разговариваешь со старшим по званию?.. — Его взгляд был расфокусирован и пригашен, он смотрел в никуда, как младенец. — Вот здесь торчит простенькая немецкая, антисемит биологический. Разряди ее, хохол неполноценный…
— Нашел психа… «биологический»… — Романченко не обиделся, но отступил на шаг и оглянулся на товарищей.
Те остановились, с интересом наблюдали, чем может кончиться эта ленивая перепалка.
В отдалении работали саперы. Тихо, как суслик, попискивал миноискатель. Но чуть что, окликни их — все тут же кинулись бы на защиту своего командира. Да и у самого ротного кувалды были тяжеленные. Будь Коган из любой другой части, подобная независимость и дерзость закончилась бы дракой. Но с саперами разведчики не дрались принципиально — никогда, — считали ровней.
— Один за другим рвутся на твоих минах… — попытался отбрехаться Романченко.
— Рвутся они не на моих, а на немецко-фашистских. Прочти — тут кое-что написано. Кстати, и на наших. А схем минирования ни те, ни эти не оставили. Сразу видно, работали такие же толковые мудозвоны, как ты.
— У-у-уйди, не позорься, — тихо проговорил Лысиков прямо в ухо Петру, нос у него покрылся испариной, и он тяжело дышал.
— Отваливайте отсюда, ребята. И подальше, — посоветовал Коган. — Тут не засранные тылы врага, куда вы ходите отсыпаться и отсиживаться от гнева начальства. Здесь не очередь за орденами. Здесь мины. И много.
Насчет МИН — была чистая правда, насчет «отсыпаться в тылу врага» было сказано с перебором, а что касалось «гнева начальства», то тут кое-какая правда была. Один из взводных, кажется тот же Виктор Кожин, так прямо и заявил:
— Да мне что здесь, что там — один хрен. Там даже лучше: меньше стреляют — у наших всегда нехватка снарядов; порядка больше на дорогах — везде указки. И главное — там на тебя никто не орет. Ни одна сука… — Кожин на гражданке был геологом, привык к отшельничеству и терпеть не мог, когда пытались сесть ему на загривок.
Рядом с Коганом возникла фигура умученного солдата на голову выше своего командира. Коган мягкими движениями обеих рук отталкивал солдата от кучи валежника и приговаривал:
— У-у-уйди… Не такая уж она простенькая… У-у-уйди, говорю.
— Давайте у-у-вместе, товарыщ старший лейтенант… — вяло предлагал долговязый.
— Что «вместе»? Туда что ли «вместе»?.. Я сам. Понял?.. — он исчез за кучей валежника.
Солдат нехотя отступал с офицерами-разведчиками.
— «Я сам… Сам…» — бурчал он.
Романченко переваливался на кривых ногах из стороны в сторону, отступая спиной, произнес:
— Ладно. Поздравляем с присвоением звания и с «Александром Невским». Только учти, с тебя причитается, и как следует! — ходили упорные слухи, что в саперном батальоне спирт есть.