— Почему никто не несет раненых? Кто будет собирать раненых и убитых? — спросил проходивший мимо сержант, а сам держался левой ладонью за шею, словно ему туда саданули оглоблей.
— Их там мно-ого… И убитые, — отозвался еще один.
Эта спокойная реплика оказалась последней каплей.
— Слушай кома-а-анду! — заорал взводный, как перед атакой и с такой решительностью, что все замерли и обернулись. — Все в це-е-епь! Вдоль дороги!.. Ни одного без раненого в колонну не пропускать!.. Силой оружия! — команду передавали вдоль шоссе.
Есть такие минуты, когда команду выполняют все и мгновенно. И не от того, что вымуштрованны или такие сознательные, а потому, что кожей и потрохом чуют: «ВСЕ! КУРКИ ВЗВЕДЕНЫ, И ТУТ НИКТО ПОВТОРЯТЬ НЕ СТАНЕТ…». И лица каменели, и глаза устремлялись в пространство.
— Из кабины его! Заглушить мотор!.. Выволакивай!
— Передайте: без раненых ни один через мост не переедет.
— У моста! Пулемет к бою!
— Давай-давай, тюря! Дорогой, не ленись… Двух приволоки — смотри, какой здоровенный, — тюря понуро пошел к берегу реки.
— А я туда побег, куда вы сказали, — уже заискивал какой-то хитрый солдатик, — тама уси целы. Как есть!
— Вот и хорошо. Теперь волоки хоть одного «во-он оттэдова» и «вперед на Запад!» Да не этого — возьми от реки. Этот и сам…
Курнешов и еще двое осторожно уносили тело Белоуса к штабной машине.
Несколько солдат пытались проскочить в колонну.
— Куда?.. Стоять!.. Стой, говорю!
— Да иди ты…
— Стой, сучий потрох!.. В глаза… И в виселицу…
— Да кто ты такой?!
— Потом уточнишь, — Иванов одним движением кисти выбил у него диск из автомата (это произвело впечатление) и, кажется, задел его по скуле.
— Ты… Ты… что? Ты… — другие настороженно останавливались.
— Раз мы на «ты», гвардии младший сержант, сразу вали вон туда. Принеси хоть одного раненого… И ты!.. И ты… Ни один без раненого в колонну не пройдет.
— Не бросать же своих где попало?.. — увещевал уже один другого. — А если бы тебя?.. Самого?.. И вот так бросили, как собаку?
— А сам-то, сам чего не идешь?!
— Почему? Я тоже…
— Убитых волочить? — зло спрашивал кто-то, подъелдыкивая.
— Волочить, умница, волочить. Правильно понимаешь. И неси вот сюда, с-с-сучок!
— Вот опять налетят, разнесут начисто. Всех… Какие заботливые нашлись…
— Пока ты ходить будешь, не налетят… Обождут. Обещаю.
Возвратился Курнешов и встал против взводного. Он в упор таращил глаза на него, но тот не замечал, он пребывал в тупой и глубокой отключке. Если еще недавно казалось, что у него энергии и напора хватит на пятерых, казалось, он сможет все: остановить, повернуть, преодолеть любое сопротивление… А тут, это было видно, силы вовсе покинули его, отступили — все тело, даже кисти рук и пальцы, непреодолимо тянуло к земле, как стопудовым нарастающим магнитом. Мышцы лица и глазницы словно потекли вниз к вытянутой шее — хоть вот прямо сейчас ложись на землю и погибай… Курнешов знал — бывает и такое… Тут кто-то окликнул их.
— Старшой, а старшой! — так старики солдаты называли молодых офицеров (им разрешалось). — Вы поглядите… Поглядите.
По всему полю от реки к дороге несли раненых и убитых. Тем, кому не хватало раненых, цеплялись за чужих, так что каждого уже несли один-два, а то и три человека. Кто-то натужно волок на брезенте очень тяжелого убитого… или сразу двух.
— Помогли бы вон тому… — сказал Курнешов.
И тут же один из автоматчиков побежал в сторону труженика.
— Вот это налетик, мать его… Мать его… Мать…
— Интересно, куда полковник со своей картой подевался?
— Штаны в реке полощет, курвин сын! Где остановил колонну?! Ну, где остановил!
— Говорят, его адъютанта на куски разнесло…
— Вон там лежит, целехонький. Но не живой.
— Джаз! Где джаз?! — внезапно заорал взводный. Можно было подумать, что он сверзился.
— Зачем тебе джаз? — испуганно спросил Курнешов.
— Джаз во время боевых действий исполняет обязанности похоронной команды! Так в приказе штаба корпуса. И духовой оркестр тоже…
— Нет никакого джаза, — произнес Василий категорично. — И духового оркестра тоже нет.
— Должны быть.
— Выходит, джаз обязан двигаться впереди боевых частей? В сопровождении духового оркестра. Только потому, что тебе в голову ударило… — он снова был уравновешен и увещевал.
Подошел тот, похожий на негра старшина. Доложил, еле выговаривая и стараясь выглядеть бравым: