Джоди медленно движется вверх и вниз. Она хочет, чтобы они причинили боль друг другу, кричали, сожгли все, что пошло не так. Великан молчит, его тело покрыто потом. Он не вздрагивает, когда Джоди впивается в него ногтями. Он не издает ни звука. Джоди ничуть не удивлена тому, что он проводит остаток ночи в кресле у окна, вместо того чтобы вернуться вместе с ней в постель. Из кресла ему видны опустевшие курятники и сад, в котором скоро созреет латук, и перец, и особенная красная капуста, такая сладкая, что иные приходят в ярость, нашинковав ее в салат, а другие ворчат и без конца подсыпают соли.
Элизабет Ренни злится на свое отвратительное зрение. Она толком не разглядела великана на выпускном и теперь хочет познакомиться, но Джоди говорит, что он стесняется. Это не мешает Элизабет Ренни представлять, что будет, когда Джоди с великаном вернутся из Калифорнии. Великан поменяет все лампочки, до которых ей не дотянуться. Она больше не рискует забираться на стремянку — дрожат ноги. Она пригласит детей на ланч и угостит блинчиками со сметаной. Подарит им в честь возвращения кошку. Может, она даже попросит великана срубить сосну, когда узнает его поближе. Ясно одно: Элизабет Ренни еще долго не намерена умирать. По крайней мере, пока дети не вернутся домой и не устроятся как следует. Интересно, великан переедет к ним или останется в лощине? Хотя, конечно, соседи будут против курятника.
С тех пор как Джоди сбежала, с Элизабет Ренни творится что-то странное. Она становится моложе. Однажды утром она обнаружила, что коричневые пятна на руках исчезли. На следующий день волосы стали заметно гуще. Она катается на велосипеде Джоди по двору, и у нее не болят ноги! Когда Лора или Гленн звонят узнать новости о Джоди, Элизабет Ренни огрызается, как подросток. Лора говорит себе, что голос матери кажется таким высоким из-за помех на линии. Она понятия не имеет, что мать сменила свои старые лакированные туфли без каблука на мягкие черные балетки; что ее старческая бессонница перешла в глубокий сон без сновидений. Она в жизни не поверит, что Элизабет Ренни способна двадцать раз коснуться носков, как будто у нее все кости встали на место.
Она опять чувствует волнение юной девушки и заново знакомится с нетерпением и желанием. Она знает, что Джоди собирается в Калифорнию, и постоянно думает обо всем, чего не видела. Элизабет Ренни ждет внучку и не запирает дверь и, как только Джоди наконец приходит в ночь перед отъездом, хватает ее за руку и не отпускает. Она засыпает ее вопросами. Когда Джоди рассказывает, что у великана нет душа и ей приходилось мыть волосы в раковине, Элизабет Ренни загоняет ее под горячий душ. Она идет за внучкой в ванную и продолжает болтать, пока Джоди моется. От пара кожа Элизабет Ренни краснеет; волосы вьются вокруг лба. Джоди выходит из душа и видит молодую женщину, протягивающую ей полотенце. Джоди машет ей рукой, чертя круги в облаках пара.
— Не говори, куда вы едете, — наставляет Элизабет Ренни. — Еще проболтаюсь ненароком.
— В Сан-Франциско, — сообщает Джоди.
— Не говори! — повторяет Элизабет Ренни. Она идет за Джоди и сидит на кровати, пока внучка сушит волосы полотенцем. — Гостиница или мотель?
— Не знаю, — отвечает Джоди. — Напишу, как приедем.
Джоди достает из шкафа чемоданчик и кладет в него хлопковое платье, две белые футболки, белье, пару сандалий, черепаховые гребни. Она все время представляет, как прилетает в Калифорнию одна Она стоит рядом с серебристым багажным транспортером и ждет чемодан. Над самой головой проносятся самолеты, сотрясая своим ревом бетонный пол.
Они спускаются по лестнице. Джоди ставит чемодан у двери. Достает из-за холодильника банку диетического лимонада и с громким хлопком открывает. Она чувствует себя столетней старухой. Синдбад запрыгивает на стойку и трется о плечо Джоди. Она не жалеет, что лгала великану насчет больницы, но каждая ложь отнимала у нее кусочек души. Джоди отпивает лимонад, но обливается.