— Они плачут, когда ты уезжаешь? — спрашивает Элизабет Ренни.
— Нет, — отвечает Лора. Она касается лба матери, ее щек. — Они не плачут.
— У тебя хорошие мальчики, — говорит Элизабет Ренни. — И прекрасная дочь.
Элизабет Ренни счастлива. Она держит Лору за руку. Ее рука такая маленькая, что почти теряется в руке дочери. Элизабет Ренни думает о малыше, который сидит на коленях матери и глядит на солнце. Она чувствует запах печенья и молока, ощущает тепло маминого тела. А вот и сшитое вручную покрывало с лазурными птицами и алфавитом. Элизабет Ренни сворачивается клубочком и прижимает колени к груди. Ей нравится, как пахнет подушка — свежим мылом и пудрой.
Лора ложится рядом и обнимает мать.
— Ш-ш-ш, — слышит Элизабет Ренни. — Спокойной ночи.
Элизабет Ренни улыбается во сне. Ей снятся белые сны. Ей снится солнечный свет. Она видит стены своей комнаты, слышит, как мать на кухне варит кашу, слышит плеск воды — это бреется отец. Она слышит, как сестра раздергивает занавески и доносится уличный гул. Лора еще спит, когда Элизабет Ренни просыпается. Сегодня утром Элизабет Ренни такая маленькая, что поместилась бы в высоком детском стульчике. В голове у нее звучат слова, но она разучилась говорить. Она встает и выглядывает в окно. Солнце только начало вставать. Она видит вспышку цвета на лужайке. Она больше не помнит, как что называется, но улыбается, когда вспышка цвета садится на перила крыльца «Красивая, — думает она. — Красивая красная птичка».
Мать всегда звонит не вовремя: когда ты занимаешься любовью с мужем или приступаешь к ужину, который в холодном виде несъедобен. На этот раз телефон звонит около восьми утра. Сын еще не проснулся, и ты надеялась выспаться. Ты бежишь на кухню, снимаешь трубку и наливаешь себе кофе. На улице уже жарко, и вроде бы ты видела двух зеленых квакв[17] над сараем. Мать жалуется на жару во Флориде. Жара ее не слишком беспокоит, но следующим летом они с мужем подумывают снять дом на Винъярде. Ты сразу вспоминаешь о пустом соседнем доме. Ребенком мать заставляла тебя надевать на пляж пластмассовые тапки, чтобы крабы не покусали. Ты не помнишь смертей в своем детстве, но стоит сказать об этом матери, как она начинает перечислять: кокер-спаниель, черепахи, учительница во втором классе, дедушка. Ты все это пережила. А твой сын сможет? В нем появилась непривычная опаска. Он знает то, чего не знал год и даже несколько месяцев назад.
— О боже, ты не можешь оградить его от мира! — воскликнет мать, но ты хочешь именно этого.
Мать напомнит, что мы не знаем и половины того, что происходит. Она расскажет, что только на прошлой неделе видела с соседкой НЛО.
— Мама, — скажешь ты, — ты подрываешь мое доверие.
НЛО был серебряным и круглым, словно мячик в небе. Они пили холодный чай с печеньем на застекленной веранде соседки. Услышали гудение и подумали, что это всего лишь огромные флоридские москиты, но потом посмотрели на небо. Ты не понимаешь, как это связано с твоими попытками отвести смерть от сына. Как это связано с выражением его лица, когда ты усаживаешь его на стул и пытаешься объяснить, что ваша соседка была старой женщиной и прожила хорошую жизнь. Ты хочешь спросить у матери, почему люди должны умирать, но вместо этого наливаешь себе еще обжигающего черного кофе.
Мать пытается описать зеленый свет, который сиял над НЛО. Они с соседкой позвонили в НАСА, но попали на автоответчик и оставили сообщение. Странно, но по телефону мать становится ближе, чем вживую. Лицом к лицу вы непременно спорите, грызетесь, как тогда, когда жили в одном доме и были заклятыми врагами. Ты представляешь, как мать сидит на крыльце, пьет холодный чай и глядит на небо. Она несколько лет не могла выйти из дома, даже просто объехать квартал. А теперь говорит, что поднялась бы в НЛО, если бы инопланетяне ее пригласили. Ты скучаешь по матери.
Когда ты положишь трубку, все еще будут спать. Ты выйдешь на веранду. Сто лет назад на веранде спали в жаркие июльские ночи. Вся семья перетаскивала сюда матрасы и слушала пение цикад. Люди шептались и смотрели на звезды. Красная глина лежит и отмокает в бочонке с водой. Поверхность воды вязкая, коричневато-красная. Ты запускаешь руку в бочонок, и глина на ощупь кажется живым существом. Ты берешь комок глины и растираешь, разминаешь его, пока не лопаются пузырьки воздуха. На улице тихо, небо выцвело от жары. Ты садишься за гончарный круг и толкаешь его правой ногой, шлепаешь сверху глину и смотришь, как она вращается, словно планета неправильной формы.