Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.
– Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?
Он поднял голову и повернулся.
– Нет, спасибо.
– Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?
Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:
– Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.
Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.
– Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?
Бэзил улыбнулся:
– Нет, мне ничего не нужно.
– Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.
Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.
– Спокойной ночи.
Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.
– Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.
Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.
– Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.
Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.
Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.
Может быть, следует помочь ему в этом.
– Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.
Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.
Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.
– Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.
Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.
– Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.
Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.
– Тогда спокойной ночи.
Он отпустил ее.
– Спокойной ночи.
Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.
Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.
Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.
Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.
Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.
Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.
Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.
Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.
Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.
– Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?
Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.
Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
– Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
Он потянулся и ухватил ее за рукав.
– Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
– Нет.
Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
– Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
– Мм…
Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
– И что это за дело?
Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
– Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
– Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
– Вовсе нет.
– Так что это за загадочное дело?
– А, это.
Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
– По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
– Ты пришла спросить о книге?
Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
– Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
– Я не думаю, что он граф.
Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
– А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?
У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.
Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.