– Взгляните на птиц, – сказал он, указывая на них. – Они натягивают полог ночи.
– Порыв вдохновения!
Его глаза сверкнули.
– Может быть.
Он отодвинул тарелку и уютно откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.
– Но я подумал, что это наш первый день и, может быть, нам следует начать с того, зачем мы встретились здесь, – с того, чтобы рассказывать друг другу разные истории.
– Мм… – произнесла Кассандра, польщенная ссылкой на Боккаччо. – К сожалению, у меня нет в запасе никакой занимательной истории. Я приехала, обуреваемая любопытством, из-за того, что мне обещали показать редкие рукописи.
– Никаких историй у женщины, зарабатывающей на жизнь пером? Хотел бы я знать, откуда такая страсть к сочинительству?
Она улыбнулась его вызову, потом отхлебнула вина, всматриваясь в море.
– Я не видела, как солнце пропадает, проглоченное Нептуном, с тех пор, как была ребенком.
Она взглянула на него, чтобы понять, заметил ли он, что и она может ухватить образ. Большие темные глаза сверкнули в знак признания.
– А почему нет?
Он поднял свой бокал и опять откинулся на стуле.
– Когда я была маленькой, моя мать умерла на островах, на Мартинике. Отец не захотел возвращаться в Англию, где был с ней счастлив, и послал за моим братом, моими двумя сестрами и двоюродным братом, который жил с нами.
– Сколько народу!
– Кроме того, появились еще две сестры и брат. Большое счастье, что все мы выжили, несмотря на лихорадки и тяготы переезда.
В его темных глазах отразилось спокойствие, за которым скрывалась глубокая печаль.
– Да.
Слишком поздно Кассандра вспомнила, что лихорадка совсем недавно отняла у него братьев и мать. Не задумываясь она взяла его за руку:
– О, я поступила необдуманно! Простите меня.
Он посмотрел на ее руку, и Кассандра подумала, не следует ли убрать ее, возможно, этот жест был чересчур фамильярным. Но она эгоистично хотела дотронуться до него, почувствовать тепло его тела под тканью камзола. Маленькое грешное удовольствие!
А поскольку Бэзил казался поглощенным созерцанием ее руки, лежавшей на его рукаве, Кассандра смогла наконец рассмотреть каждую черточку его лица, не опасаясь того, что он заметит ее чрезмерное любопытство к своей персоне и у него сложится о ней неверное впечатление.
Бэзил положил руку поверх ее руки.
– Не только печаль приходит на ум, когда я их вспоминаю, – тихо сказал он, – мы были счастливы здесь вместе. Вот почему мое сердце трепещет, когда я думаю о них.
Его глаза, слишком большие для мужчины, были выразительными и глубокими. Кассандра всматривалась в них, не чувствуя ничего необычного в потребности смотреть в них, не чувствуя необходимости отвернуться, даже когда это мгновение длилось дольше, чем требовалось. В мире все было спокойно, можно было просто смотреть ему в глаза и позволять ему смотреть в свои. Его указательный палец обвел ноготь ее большого пальца. Потом она заметила, как в его взгляде промелькнуло нечто неуловимое, и забрала руку, положив ее на колени.
– Расскажите мне вашу историю, Кассандра, а я потом расскажу вам свою.
Она рассказала ему о долгом ужасном путешествии на Мартинику. Тогда ей было шесть лет и она верила в морских чудовищ. Три дня бушевал ужасный шторм, корабль опасно раскачивался и трясся, ежеминутно грозя выбросить их в жадные волны. Но они выжили и добрались до острова, на котором нашли остатки семьи отца – Монику, рабыню, бывшую его любовницей, пока он не вернулся в Англию и не женился. Теперь его сердце разрывалось от горя, он потерял жену, умершую во время родов, но были еще дети Моники: Гэбриел, самый старший из детей, и Клеопатра, самая младшая.
На Мартинике Кассандра открыла для себя чтение, слова, литературу и удовольствие от пребывания наедине с собой. Вдали от серости английской сельской жизни Кассандра решила, что тоже будет писательницей.
– Как видите, у меня иногда возникают хорошие воспоминания, когда я вижу, как солнце садится в море.
– Браво! Для начала очень хороший рассказ. Спасибо.
– Теперь ваша очередь, сэр.
Она позволила ему подлить вина в свой бокал, хотя и думала, что скоро надо будет остановиться. Это было опьяняющее вино, сильное и пряное, Кассандра чувствовала, как оно горячит ее кровь.
– Почему вы сидите здесь сегодня вечером? Как поэт нашел свои слова?
Он грустно рассмеялся:
– Я не поэт, мадам.
Она спокойно посмотрела на него:
– А! Значит, я должна протестовать и настаивать, что вы не знаете цены своим талантам. Мне нужно просить вас прочесть рифмованное двустишие?
Он приложил руку к груди.
– У леди острый язык! – Его глаза блеснули. – Острый, как спрятанный кинжал.
– Острый, как удар кредитора в дверь поэта.
– Острый, – он помолчал, его глаза сияли, – как голубой горный хребет, сверкающий в лучах уходящего солнца в летний вечер.
Кассандра рассмеялась и почувствовала, как будто в ней что-то высвобождается, как будто смех смывал все неприятности и дурные предчувствия.
– Ваш рассказ, хвастун!
– Он очень простой и печальный.
– Иногда даже приятно погрустить.
– Да. Я самый младший из трех братьев. Джованни был самым старшим, он был на пять лет старше меня. Потом Теодоро, любимец отца. Потом я, любимец мамы.
– Бедный покинутый Джованни! – сказала она.
– О нет! Он был любимцем женщин.
– А, ясно.
– Мы выросли очень богатыми, очень счастливыми. Джованни гордился тем, что он наследник, потому что любил цифры и счет. А Тео был очень умным. Вместе с отцом он удвоил наше состояние в тяжелые времена. – Бэзил нахмурился. – Боюсь, он был безжалостным, но очень хорошим дельцом.
– Привычное сочетание.
– Это относится и к моему отцу, – продолжал Бэзил, зябко передернув плечами. – Первое, что я помню, – это как я лежу в кровати и слушаю, как мама читает мне стихи при свете свечи. Каждый вечер она позволяла мне открывать книгу на странице, которая мне нравилась, и читала стихотворение вслух. – Он посмотрел на Кассандру. – Она хотела таким образом убаюкать меня, но часто вместо одного читала три, четыре или пять стихотворений.
Кассандра представила его себе маленьким мальчиком с темными глазами, казавшимися, еще крупнее на нежном детском личике, копной небрежных локонов, и поняла, почему мать так любила этого мальчика.
– Это не нравилось моему отцу. Я не знаю, почему он ненавидел меня, но я чувствовал это, даже когда был маленьким.
– Ненавидел? – переспросила Кассандра. – Это, наверное, слишком сильно сказано.
Бэзил покачал головой и слегка вздрогнул.
– Нет, это правда. – Он потер руку. – Это не причиняло мне боли, я тоже не любил его.
Кассандра улыбнулась:
– У вас была мать.
– Да. Она старалась не оставлять меня с ним, когда уезжала путешествовать, а поскольку их брак не был счастливым, она часто уезжала во Флоренцию или Милан, забирая меня с собой. Мы ездили в оперу, драматический театр и на лекции, а когда пришло время решать, какую профессию выбрать, именно мама отстояла для меня возможность учебы в университете. Там я был очень счастлив, но отец пожелал, чтобы я работал с ним и разъезжал по заданию фирмы. – Бэзил взглянул на Кассандру. – Понимаете, к чему я клоню?
Она печально кивнула.
– Лихорадка скосила всю округу. Первым заболел отец. Потом Джованни, потом мама, потом Тео. Отец долго был без сознания, а когда очнулся, то обнаружил, что от всей его семьи остался только ненавистный сын.
– Вы болели?
Бэзил нагнул голову и вздохнул:
– Нет, я был в Венеции по поручению отца.
Он выпрямился, указывая этим на то, что рассказ подошел к концу.