Ну нет, вот уж из камня здесь не было никого. Вокруг царило лихорадочное веселье. Они решили зайти в шоп, чтобы истратить свои английские деньги: там продавали недорогие пуловеры из шерсти высокогорных овец, шотландские юбки (последняя возможность!), шали и другие изделия из шерсти, типичные для данной местности. Но, к сожалению, пришли они слишком поздно, остались лишь пуловеры из полиакрила.
После этого они еще зашли в паб и выпили изумительного горячего чаю со сладостями.
— Сейчас я вам кое-кого приведу, — неожиданно произнесла Амелия. — Подержите место!
У стойки стоял Тео, наслаждаясь роскошным шоколадным тортом с кремом.
— Привет, папуля!
Она крепко обняла его, как будто они не виделись много лет, и погладила по щеке. Жест, который он ненавидел, при котором чувствовал себя неповоротливым, старым и каким-то зависимым.
Он должен присоединиться к ним. Амелия собрала его тарелки и очень ловко, как будто училась этому, отнесла их на свой стол.
— Садись, папочка! (Папочка — вот еще новости!) Отпразднуй с нами.
Максим с бархатистыми глазами кивнул ему. Он опять был при галстуке и хватался за руку Амелии, что, кажется, той нравилось. Лусиан дурачился с Нини, и, видимо, все было в порядке, как будто и не происходило никакого обмена. Что же, черт побери, произошло? Так скоро ни один человек не мог передумать, даже Тео, который обычно быстро ко всему приспосабливался.
Максим протянул ему чашку чая — собственноручно налитую — и поинтересовался:
— Не будете возражать, господин профессор, если Амелия и Лусиан вернутся в моем автомобиле? Мы тотчас соберемся в дорогу, если вы не против.
Ах, каков плут! Видимо, все уже уладили, именно здесь, при этой ужасной погоде! Юная любовь — без комплексов, которой можно только позавидовать!
— Мы встретимся в Ламмвайлере, — воскликнул Лусиан и добавил, воодушевленный вежливостью Максима: — Если ты не против, дядя Тео!
— Так, ну и где же вы хотите переночевать, я имею в виду сегодня, при возвращении?
— Что-нибудь найдем. — Амелия чмокнула его. — Ты не сердишься, пап?
Он не сердился. Только был немного в замешательстве. Он пожелал им счастья и удачного пути. После этого они, улыбаясь, попрощались.
Теобальд допил свой чай и, выйдя под проливной дождь, направился к автобусу, где Хушль опять подремывал. Начали подтягиваться остальные. Последней поднялась Никола, проверяя, все ли на месте, чтобы никто не потерялся. Как пастушеская собака, охраняющая стадо овец. Подобное сравнение само напрашивалось. Никола скользнула по Тео быстрым взглядом, удивляясь его усмешке.
Тео проинформировал ее об отъезде Амелии и Лу-сиана.
— Значит, теперь вы остались один, — заметила она. — Как и в начале нашего путешествия!
— Верно. Сначала они ехали за мной — а теперь передо мной. И ненормальный Хабердитцель первым.
— Совершенно бессмысленная поездка, — сказала Никола. — Для всех, не так ли? Мне очень жаль. Во всяком случае, вы все сделали.
Он с удовольствием обнял бы ее, естественно, только из чистой благодарности, но лишь сказал:
— Сегодня вечером, в отеле, я должен с вами поговорить. Это важно. В противном случае я пожалуюсь на отказ в помощи.
— Тогда я в вашем распоряжении.
Только автобус отъехал, как дождь прекратился.
— Это он здорово подгадал, апостол Петр, — заявил Хушль, бодрый и выспавшийся. — Два часа мы провели здесь. И ровно столько продолжалась собачья погода.
— А для некоторых светило солнце, — возразила Никола.
Взяв в руки гитару, она стала наигрывать для «молодоженов» мелодию из «Лоэнгрина» — свадебный хор.
Все подпевали: «Ведомый честью, пришел сюда…»
Полная девушка и индивидуалист сидели рядом, глядя в разные стороны, но держась за руки.
Играя, Никола устроилась на свободном сиденье рядом с Тео, спиной к дороге.
Она смотрела на него сияющими, жизнерадостными глазами и улыбалась, отчего на щеках у нее появлялись восхитительные ямочки. Лицо, похожее на народную песню, думал восхищенный Тео, серьезно, без улыбки глядя на Николу. «О Господи, ну и влип же я! Что я только делаю? Как помешанный помчался куда-то, в неизвестное. Не слишком ли я стар для подобного?»
Похоже, нет.
Semper homo bonus tiro est: для хорошего человека всегда все только начинается.