Его «подельники» искренне восхищались им. Он был богат, уважаем, мог себе позволить широкое застолье в роскошном ресторане, имел возможность покупать самых дорогих проституток. Он посылал матери деньги, которые она никогда раньше даже не держала в руках.
Коба чувствовал себя смелым, всеми уважаемым предводителем сообщества, и это льстило его самолюбию, служило компенсацией за жалкое, унизительное детство. Он теперь ни какой-то там «садзагели бичи», он «ястреб».
Но полиции удалось внедрить в его банду провокатора, и Коба во время одного из «эксов» (так стали называть экспроприации по изыманию денег у богачей) был арестован. В лучшем случае ему грозила длительная ссылка, в худшем — смертная казнь. Но ни ехать в холодную Сибирь, ни, тем более, болтаться на виселице Кобе не хотелось. Пришлось после долгих раздумий согласиться на сделку с полицией, за что та обещала ему содействие в побеге из ссылки. По совету Алёши Сванидзе он решил, что нужно соглашаться на роль двойного агента, поскольку проведший всю жизнь на тёплом юге, совершенно не переносящий холода Коба полного срока ссылки не перенесёт. А после возвращения из Сибири он постарается не вернуться в Грузию, а затеряться где-нибудь в Москве, а ещё лучше в Петербурге или вообще за границей.
Во время одной из отсидок в Тбилисской тюрьме Коба познакомился с социал-демократами — эсдеками, которые преподали ему первые уроки политической грамоты. Оказалось, воровать и грабить можно из идейных соображений, поскольку все богатства страны созданы исключительно трудом народа. А поэтому отобрать эти средства и вернуть их своему производителю — справедливая историческая миссия.
С одним из эсдеков — молоденьким студентом-юристом Андреем Вышинским — Коба сошёлся особенно близко. Новый друг опекал Кобу, разъяснял ему негласные тюремные правила, вместе с другими политическими заключёнными защищал его от наглых наскоков уголовников. А главное, Андрей познакомил его впервые с трудами Маркса, Плеханова, Мартова и других авторов, посвящёнными вопросам социально-экономического устройства общества. Это Вышинский в своё время вывел Кобу на Ленина, с которым Коба сотрудничал и после того, как партия «размежевалась» на большевиков и меньшевиков. Теперь у него появилась высокая цель — солидную часть добытых денег он регулярно отдавал благородному делу восстановления мировой справедливости. Патриарх никогда не был жадным.
Получив относительно небольшой срок ссылки, Коба отправился в Сибирь. Ему довольно быстро устроили побег. Спустя какое-то время, ему удалось ускользнуть от надзора полиции, уехав вначале в Петербург, а потом и за границу. В Лондоне он встретился с Лениным, который возражал против его переезда. «Вождь мирового пролетариата» очень нуждался в средствах, добываемых для партии Кобой и его шайкой в Грузии, поскольку «ренегат-Каутский», который у социал-демократов был кем-то вроде казначея, при расколе партии примкнул к меньшевикам и к ярости Ленина «увёл» с собой все партийные деньги, оставив большевиков ни с чем.
В изданной официально биографии Патриарха ничего не упоминалось о бурной его жизни в этот период. В брошюре рассказывалось, как революционеры под руководством Кобы вели активную подпольную работу против царского режима.
Поэтому Патриарх посчитал ударом в спину выход в свет книги Авеля Енукидзе с воспоминаниями о Бакинском подполье, в которой никак не освещалась роль великого вождя в организации революционного движения в Закавказье. Авель имел наглость не только не упомянуть Патриарха, как одного из организаторов подпольной типографии «Нина», но даже написал, что тот не знал о её существовании. Это ставило под сомнение все создаваемые мифы о заслугах «великого вождя» в становлении первого в мире социалистического государства.
Несмотря на то, что он многим был обязан Авелю, а главным образом тем, что тот в свое время познакомил его с Аллилуевыми и это определило судьбу Кобы на всю последующую жизнь, Патриарх не мог простить выпуск этой брошюры лучшему другу. Енукидзе был объявлен главой заговора против вождя и расстрелян, как контрреволюционер, а с ним, учитывая личное обаяние Авеля, еще около восьмидесяти человек из его окружения.
Всю биографию пришлось переписывать самому. И в тюрьму в первый раз Патриарх попал не за разбой, а якобы за подпольную деятельность. Но, как говорят русские, «нет худа без добра». Если бы его тогда не посадили за разбой, неизвестно, что стало бы с ним дальше? Он не встретился бы в тюрьме с революционерами, преподавшими ему начальные уроки политграмоты, объяснившими ему законы классовой борьбы, и тогда вся жизнь Кобы могла сложиться иначе.