Но она этого не предложила; конечно, она была немного испугана; она понимала ситуацию — по крайней мере, отчасти — и просто не могла сообразить, что ей делать. Они лежали рядом, всё дольше молча, всё более ощущая тёмную пелену сомнения и апатии, опустившуюся между ними, пока он, наконец, сам не сказал, что уже очень поздно. Немыслимое, немыслимое окончание того, что обещало быть ночью радости! В самом деле, не было никакой причины, чтобы она не осталась с ним до утра. Но ему страшно захотелось быть одному. Поэтому они встали и включили свет. Юнис причесалась перед зеркалом Дейзи; а он промямлил, что страшно устал и, может быть, она не обидится, если он проводит её только до площади и там посадит на автобус до
Массачузетс–авеню… Господи, какой стыд! Именно в ту ночь! На Гарвардской площади было столпотворение, а последний, совиный, автобус, когда он, наконец, подкатил, был набит орущим пьяным сбродом. И он позволил Юнис втиснуться одной в эту жуткую толпу.
Единственная женщина во всём автобусе…
Он застонал при этой мысли: никогда не мог вспоминать об этом, не зажмурившись. Дико, что простая прихоть вынудила его к такому поступку! Да, это его не украшает. Вот она, одна из причуд психологии… И всё же он ничего не мог с собой поделать тогда, и за два последующих года, когда, наконец, ощутил искреннее желание увидеть её. Нет, чувство к ней по сути не переменилось — нисколько, даже стало глубже, чем раньше. Нет, это был неясный укор совести, тень Дейзи, смутное отвращение к двуличию, которое и привело к катастрофе, разрушившей восхитительнейшую в его жизни человеческую связь. И когда он, наконец, вновь попытался приблизиться к ней — опять‑таки с предчувствием того же провала — он узнал от мисс Мак–Киттрик, что Юнис вышла замуж.
Мисс Мак–Киттрик была к нему определённо враждебна и не пыталась этого скрывать. Так что же она тогда дословно сказала? Он не мог припомнить, но, разумеется, она сообщила ему безо всяких экивоков, что он причинил Юнис большое горе и вынудил её выйти за человека, о котором та и не думала. Во время короткой встречи она даже не присела, давая понять, что желает закончить беседу как можно скорее. Так он и вышел за дверь дома на Ньюбери–стрит в последний раз. Машинально дошёл до Уолдорфа, будто завершая ритуал, взял порцию кукурузных хлопьев со сливками, и лишь уставившись на безобразный мозаичный пол стал понимать своё несчастье, так с тех пор и не оставившее его. Нет, он всё таки обязательно должен с ней увидеться. Он должен ей объяснить весь случившийся ужас!.. Но когда он позднее написал ей, она ответила одним коротким: «Нет!».
Ну, что ж, пора подниматься, завтракать — а снег всё падает — и пора работать. А в конце дня — да, в конце дня он пройдётся по Ньюбери–стрит и поднимет глаза на окно, когда‑то бывшее окном Юнис.
* * *