– Пожалуйста. – Мередит подняла руку, останавливая ее следующие слова. Некоторые воспоминания были слишком горькими, чтобы говорить о них вслух. К таким воспоминаниям относилась и та ночь, когда ее муж отказался выполнить супружеские обязанности и ушел от нее.
– А теперь, когда все хозяйство держалось на тебе, мы отдадим Оук-Ран этому… человеку. – Тетя Элеонора посчитала на пальцах. – Ты управляла домом, слугами, арендаторами, молочной фермой, уборкой урожая…
– Знаю-знаю, – перебила ее Мередит, горячие слезы жгли ее глаза. – Обойдусь без напоминаний. – Она заморгала, стараясь сдержать слезы, готовые политься из глаз. Даже узнав, что Николас Колфилд жив и должен унаследовать все, она сохраняла внешнее спокойствие, словно зеркальную гладь озера. Еще один брошенный камень разбил бы ее хрупкий мир.
Ее сердце обрело в Оук-Ран дом. Она сделала его таким. Она поменяла мебель и изменила ландшафт, и в ее заботливых руках поместье времен елизаветинской эпохи процветало. Она не хотела потерять его. Она не отдаст его без боя. Кроме того, ей надо думать не только о себе. Ей приходилось заботиться о своей тетушке и об отце. И еще о слугах – Мари и Нелсе. Ради них она должна быть сильной, чтобы оберегать их и бороться за их дом.
– Я не отдам Оук-Ран, – поклялась она, обхватив плечи руками. – Должен же быть какой-то выход.
– Лучше бы тебе найти его поскорее, – проворчала тетя, перекладывая бремя своей судьбы на плечи Мередит, как всегда, без малейшего угрызения совести. – У нас нет даже дома приходского священника, куда мы могли бы вернутся.
Мередит вздохнула, начиналась головная боль.
Тетя поднялась с расшитого цветами кресла и легкой походкой подошла к позолоченной каминной полке, напоминая своей худенькой фигуркой элегантный небрежный мазок художника. Она с молниеносной быстротой схватила одну из хрустальных безделушек, во множестве стоявших на полке, и спрятала дорогую вещицу в карман.
– Тетя! – предостерегла ее Мередит и тут же рассмеялась.
Тетушка Элеонора широко распахнула глаза, изображая полную невинность.
– Теперь мы должны заботиться о себе сами, не так ли, моя дорогая?
Тетя всегда умела подбодрить ее. Ведь именно она утешала Мередит, когда та проснулась в холодной брачной постели и резкие слова Эдмунда еще звучали в ее ушах. В то время то, что он так жестоко отверг ее, казалось концом света. То, что сын графа действительно захотел жениться на ней, казалось осуществлением мечты. Обманчивая логика убеждала ее, что Эдмунд любил ее, иначе зачем же он женился на бедной дочери викария?
Ее мысли вернулись к их брачной ночи и испуганно спрятались от воспоминаний – эта кровоточащая рана так и не могла затянуться. Она уже не была восемнадцатилетней наивной девушкой. Она была старше, мудрее и не ожидала, что рыцарь в сияющих доспехах спасет ее.
Опыт научил ее, что мир – жестокое место. Только от мужчин зависело, живет ли она сегодня в роскоши, а завтра – в нищете. Никогда больше она не станет ожидать спасения от мужчины. Никогда больше она не поверит, что любить так просто или по крайней мере так просто для нее. Так пусть ее сердце превратится в твердый камень. Каменное сердце нельзя разбить.
Но оно может испытывать страх.
Страх оказаться зависимой от другого мужчины. Ее судьба находилась теперь в руках человека, который, вероятно, выбросит ее вон без всякого сожаления. Ведь они даже не были родственниками по крови. Николас Колфилд ничем ей не был обязан.
Если бы Мередит должна была содержать только себя, она могла бы наняться в гувернантки или компаньонки к какой-нибудь леди. Но ей надо было думать о других.
Ее отец, да хранит его Господь, становился настоящей обузой, пугал прислугу своим непредсказуемым поведением. Накануне он напал на горничную, когда та меняла белье в его комнате. Он кричал, что она испанская шпионка и явилась сюда, чтобы отравить его. Ее отец всю жизнь увлекался историей, и она давала пищу его безумию. Периодически он воображал, что живет в шестнадцатом столетии и вместе с папскими шпионами подготавливает убийство королевы Елизаветы. Новый граф, несомненно, пожелает избавиться от такого помешанного. Никому не захочется, чтобы полоумный старик бродил по его дому. С тех пор как отец стал таким неуправляемым, многие из слуг уволились. Остались лишь самые стойкие, как Мари и Ниле. Бывшие актеры бродячего театра, они не могли считаться обычными домашними слугами. Они полагались на Мередит, нуждались в ней.
Отчаяние, острое как уксус, росло, угрожая задушить ее. Если бы только она могла получить наследство. Если бы только она могла произвести на свет наследника Эдмунда. Тогда бы им ничего не грозило. Если бы только…
Мередит остановилась и тряхнула головой. Ей всегда хотелось иметь ребенка, но никогда раньше его отсутствие не имело такого значения. Она подошла и встала рядом с тетей перед камином. Облокотившись на позолоченную полку, она подумала вслух:
– Как жаль, что я не могла произвести на свет этого наследника.
Тетя повернулась и, прищурившись, пристально посмотрела на нее. У Мередит закололо затылок. Достав из кармана хрустальную фигурку, тетушка Элеонора осторожно поставила ее обратно на полку, с нежностью погладила ее и с обманчивым спокойствием спросила:
– Когда отправлено это письмо?
– А что?
– Просто любопытно, – задумчиво сказала она, постукивая пальцем по губе. – Каким временем я располагаю до приезда Николаса Колфилда, чтобы успеть распространить приятную новость о том, что моя племянница ожидает ребенка. От покойного графа.