— Проходите, проходите, — и из первого помещения, наполненного мужскими костюмами, женщина суетливо заторопилась в соседний зал. Большое количество готовых платьев разнообразной расцветки, огромный выбор отрезов тканей, и я на миг растерялась, остановившись. Уверена, в нашей столице есть подобные магазины, но в столице была всего пару раз, и то, когда отец еще был жив.
— По какому случаю платье подбираете? На бал Золотой Осени в императорский дворец?
— И это тоже. А вообще нам бы что-нибудь уже готовое. Нира, — повернулся ко мне маг, — заказывай все, что необходимо. Я отойду, вернусь чуть позже.
Кивнула ему, повернувшись к Иримэ, уже стоящей с каталогами модных журналов. Но сначала решила заняться готовыми платьями. Выбрала пару комплектов нижнего белья, теплое темно-зеленое платье и в тон ему меховую накидку, гораздо теплее той, что у меня уже была. И еще два платья — одно домашнее простое и одно легкое, светлое с короткими пышными рукавами. Постояв в замешательстве, все же примерила бордовый костюм для верховой езды. Вот он мне очень понравился! В Ункаре таких точно нет. Приталенный верх, узкие обтягивающие брюки, как у мужчин, и сверху надевалась длинная юбка с вырезом почти до самой талии, никак не мешающая движениям.
После Иримэ радостно щебеча, рассказывала о модных фасонах этого сезона. Как и в доме Данкоров, она предлагала платья обшитые рюшами, воланами и бусами. Почему бы и нет. Непривычно, все-таки мода Ункара на простые фасоны была мне ближе, но в этом мире мне выделяться не стоит. Стоя перед большим зеркалом, прикладывала различные отрезы ткани, остановившись на ярко-желтом шелке. Это привело Иримэ в восторг — такой оттенок далеко не всем идет, но считается главным цветом праздника. Что это за праздник и почему подготовка к нему началась так рано, до осени ведь больше полугода. Спрашивать и показывать свою неосведомленность не стала, выясню у Рида после.
Маг пришел, когда швея уже закончила снимать мерки. Иримэ торопливо завернула покупки, не считая, приняла от мужчины золотые монеты, пообещав сшить платье, в котором краше меня никого не будет. Льстит, подумала.
После, нагруженные свертками мы опять вышли в рыночные ряды. Задержались немного у лавки со сладостями, получили еще один увесистый пакет и двинулись дальше. Рынок был огромен, но больше всего меня привлекали люди. Один из рядов был занят торговцами с такой темной, почти черной, кожей лица и рук, что казалось, будто демоны ночи вышли из своего логова. Я едва удержалась и не осенила себя защитным знамением. Их смеющиеся хитрые глаза, белоснежные зубы на черном лице, волосы, спрятанные под яркими тканями, привлекали больше внимания, чем шелка, что они продавали.
Смуглые торговцы специями, такие высокие, что приходилось задирать голову, в длинных расписных халатах держались так прямо и горделиво, будто каждый из них князь, принимающий подданных. Другие же, желтолицые, удивительно узкоглазые, верткие и юркие с подобострастной улыбкой привечали проходящих мимо потенциальных покупателей, предлагая взглянуть на заморские чудодейственные средства для красоты и молодости.
Указав на что-то, в очередной раз привлекшее мое внимание, заметила, что Рид опять был бледен. Шел он молча, поджав губы и гораздо медленнее, чем ранее.
— Давай возвращаться. Я устала.
Пробравшись к месту для порталов, вскоре мы уже стояли перед башней. Рид, выпив прописанное Лодином лекарство, отказался от обеда, отправившись в свою комнату отдыхать.
Поздним вечером Иноил показал мне выход на верхнюю смотровую площадку с изумительным видом. Почтительно поклонившись, вышел, оставив одну. На губах сама собой заиграла улыбка.
Лёгкий ветерок ласково играл с выбившимися прядями, принося свежие запахи ночного моря. Волны внизу тяжело рокотали, разбиваясь о старые замшелые стены башни. Я стояла на самом краю, и каменный парапет приятно холодил пальцы рук, даря ощущение устойчивости и непоколебимости камня и крепости. Будто всем телом чувствовала всю глубину и силу этой ночи. Казалось, только этот миг и имеет значение. Страхи, суета, судорожные попытки изменить необратимое — все это иллюзия, и есть только это момент величия жизни. Будто это нерушимое и никогда не изменится.
— В детстве, бывая с семьёй на море, часто думал, что как, такое мелкое существо как человек, способно влиять и менять окружающее, — Рид подошёл тихо и незаметно, встав рядом и смотря вдаль, будто пытаясь в ночной темноте отыскать что-то, лишь ему известное.
— Я никогда не была на море. Но слушая рассказы, я рисовала его. Но, как оказалось, — я смущенно наморщила нос, — мои рисунки были далеки от оригинала.