— Светом радостных воспоминаний наполняет камни.
— Наполняется ткань миров
Пылью страданий и боли….
Теперь задумчивой была Аэрвен. — Какие расы участвую?
— Драконы, люди. Оборотни нам отказали. Еще церемонию провели эльфы, но они меня сюда и скинули. Надеюсь, хоть с камнем все в порядке будет.
— Скинули…чтобы утонула, — опять захихикали русалки. Почему их так веселит чья-то смерть?
— Русалок тоже хотели пригласить участвовать, но подумали, вы откажете.
— А мы не русалки, — теперь уже вовсю смеялись девушки, — и мы бы очень обрадовались, если бы кто-нибудь к нам приплыл!
Перевела недоуменный взгляд на Аэрвен.
— Сирены. Я русалка.
— Мужчины очень вкусные! — одна из них облизнулась, обнажив длинные, расположенные в несколько рядов, клыки. По спине прошел холодок. Все же, мне пора уходить.
— Не бойся, — холодно усмехнулась Аэрвен. — Мы поможем.
— Сирены? — засомневалась. Русалки да, но сирены?
— Дети моря умеют любить. Мы видим красоту и нежность. Своим пением очаруем, это ли не любовь? Мы примем в свои объятия любого, кто будет искать утешения в воде, спасаясь от боли жизни. Мы продолжение матери воды — с её всеобъемлющей нежностью, мягкостью и глубиной. Кому, как ни нам уметь любить? — певуче проговорила одна из сирен.
— Мы ушли из той жизни, спасаясь от боли. И спаслись. Здесь одна безмятежность. И наши игры. И надежда. Надежда, что всегда была с каждой из нас, выбравшей нырнуть в морскую пучину. Наш мир, там, в глубине прекрасен и удивителен.
Ближайшая ко мне сирена лукаво заглянула в глаза:
— Останься с нами, и ты все увидишь…
— Нет! Я не могу…
— Глупая, — меланхолично пожала плечами русалка. — Ни один мужчина не стоит того. Только захочу, к моим ногам упадут многие, стоит только запеть. Забудут жён, подруг, любимых. Твой такой же. Ничем не отличается.
— Я все же останусь на суше…
Аэрвэн равнодушно пожала плечами, а сирены опять захихикали: глупая, глупая.
— Пригласить Рида? — сожрать же могут здесь. — К озеру?
— Зачем? Камень отдашь ему. Или ты думаешь, мы не знаем, что делать? — ощерилась русалка. Поспешно заверила ее в обратном, но внутри себя, сомневаясь, вдруг правда не знают. Она удовлетворенно кивнула.
Сирены враз стали серьезными, одна из них закричала настолько пронзительно, что я прикрыла уши, одновременно наблюдая, как со всех сторон к нам сплывались сирены.
Подплывая, вложили в ладонь Аэрвен крупную жемчужину.
Одна из сирен начала петь. Чуть позже остальные сирены и Аэрвен подхватили и над морем полился нежный, тягучий голос, немного печальный, но от этого не менее прекрасный. Он куда-то звал, манил, обещал. Сердце сжалось от тоски и какого-то нежного очарования. Песня обещала любовь, ту, которой не хватило в прежней жизни. Ещё одна грань любви — надежда, заполнила все вокруг, и будто вместе с мелодией впитывалась в жемчуг. Песня сирен сходила на нет. Они замолчали. Прозрачные слёзы оставили дорожки на их бледных щеках, на губах появились тихие улыбки.
— Возьми его, — прошептала Аэрвен, держа на открытой ладони сияющий камень. — Каждая из нас искала выход, возможно, мы и ошибались, но по итогу мы там, где есть. И сейчас дети воды видят многое. Даже, если ничего у вас не получится, оставь камень себе. Он подсветит тебе Путь. Иди.
— Спасибо! — горячо прошептала, не сдерживая бегущих слез.
— Можешь произносить мое имя. Я приду везде, где будет вода, — благосклонно кивнула мне Аэрвен, скрываясь в водах.
Сирены, немного грустные и молчаливые, без прощания скрылись вслед за русалкой.
Я осталась одна, на прогретых солнцем серых камнях. Вокруг плескалось море. Задрала голову, поворачиваясь лицом к солнцу. Слезы потихоньку высохли, пару раз еще шмыгнула носом. На губах играла тихая улыбка. Думая о башне Сэдрина, нажала камень.
25
— Вот она! Иноил, сообщи Риду, что иномирянка его нашлась! А то он бушует, грозится разнести Золотую Долину! — навстречу мне поднялся архимаг. — Что случилось? Да ты вся мокрая! Милея!
— Со мной все хорошо! Мне рассказать вам надо!
— Потом, все потом. Жива, здорова, и хорошо, — отмахнулся Эберк Сэдрин.
На громкий зов хозяина прибежала запыхавшаяся служанка. Увидев меня, всплеснула руками, увлекая в спальню за собой.
— Пойдемте, госпожа, пойдемте!
Причитая, помогла стянуть мокрое, липнущее телу, платье. Переоделась в теплое, домашнее, расчесала немного подсохшие волосы, и крепко держа жемчужину, спустилась к архимагу в гостиную. Поспешно вскочил со своего места и помог сесть к горевшему камину. Удивил этим, но Сэдрин лишь отмахнулся: