Пока Илья размышлял, шуршание затихло. Может, и правда почудилось? Он мог спутать его с потрескиванием догорающих углей в костре, хотя Степаныч перед уходом потушил огонь водой, как и подобает образцовому егерю.
Илья ухмыльнулся, подивившись своей впечатлительности, и покачал головой: нужно меньше слушать сумасшедших россказней. И только он собирался откинуться на подушку, как снаружи раздался тихий протяжный стон.
Сердце заколотилось, а тело обдало влажным холодком, словно Илья провалился в прорубь. Он сглотнул вязкую слюну и полностью выбрался из спальника, стараясь не шуметь. Рука наткнулась на холодный металл: ружье.
«Ты это, спи с карабином», — посоветовал на прощание Степаныч, когда Илья наотрез отказался ночевать в домике егеря. И сейчас напутствие старика пришлось как нельзя кстати: какая бы зверюга ни стонала возле палатки, против свинца ее шансы невелики.
Илья схватил ружье и подкрался к вентиляционному окошку, обшитому москитной сеткой. Вгляделся: поляна, на которой он устроился на ночлег, потонула в багряном полумраке. Деревья, обычно черные в ночи, теперь казались вымазанными в темной крови, а стоптанная земля, еще недавно скучно-серая, стала бурой. Но откуда взялись эти странные оттенки? Ведь закат уже отгорел, а небо затянуло тучами. Или прав был Степаныч: близится красная ночь? Закружилась голова, и Илья понял, что, прислушиваясь, слишком надолго задержал дыхание. Он втянул воздух — сухой, наэлектризованный.
По поляне разнесся стон. Он исходил откуда-то слева, за пределами видимости окошка. Илья, сощурившись, вглядывался в полумрак, силясь разглядеть хоть что-то кроме частокола деревьев и зарослей кустарников. К постаныванию присоединилось тихое то ли кряхтение, то ли хныканье — будто кто-то едва справлялся с тяжелой ношей, болью или… похмельем? Внезапная догадка прошибла Илью: Степаныч! Похоже, егерь все-таки перебрал со спиртным и теперь шатался по лесу, изнывая от дурноты.
— Эй, кто там пьяный бродит? — гаркнул Илья.
Он ожидал услышать в ответ знакомый голос с хрипотцой, но вместо него с поляны донеслось утробное мычание, а затем — звонкий грохот опрокинутого котелка.
Да что там, черт подери, творится?!
Илья схватил фонарик и направил луч в окошко. Конус света рассек темную поляну — и выцепил возле пенька, у которого валялся перевернутый котелок, белесую фигуру.
У Ильи сперло дыхание.
В бледном свете фонаря дрожало существо: голое, угловатое, вымазанное в грязи. Илье потребовалось несколько мгновений, чтобы понять — это был человек, но человек странный, жуткий, неестественный. На первый взгляд казалось, что он выгнулся в стойке «мостиком», упираясь конечностями о землю, но, всмотревшись, Илья с ужасом понял, что человек стоял на четвереньках, вот только от плеч у него прорастали согнутые, как у кузнечика, ноги, а из ягодиц протянулись худосочные руки: верхние и нижние конечности поменялись местами. Пошатываясь на них, урод с трудом пытался устоять.
Головы не было. Вернее, она отсутствовала там, где обычно располагалась у людей: на месте шеи зияла сочащаяся чем-то слизистым рана. Голова же выпирала аккурат посередине спины, словно горб у верблюда.
Рассмотреть лицо Илья не успел: перевертыш, покачиваясь, сдвинулся с места и, неловко передвигая конечностями, поковылял к палатке. Существо издавало жуткие звуки: хрипящие, горловые, отрывистые — будто силилось что-то сказать, но никак не могло.
Илью прошибло холодным потом — и тут же обдало жаром. Его трясло так, будто он схватился за оголенный провод под напряжением. Фонарик выпал из рук, и Илья отпрянул от окошка. За брезентом раздавалось шуршание: перевертыш торопливо направлялся ко входу. Илья схватил ружье и, пытаясь унять дрожь в руках, нацелил ствол на полог палатки.
Что это за тварь?!
Шорох неуверенных шагов приближался, и в сознание Ильи, как нож, воткнулась жуткая догадка: а что, если это тот самый перевертыш, из-за которого погиб его отец? По описанию похож один в один! Степаныч сказал, что эти твари могут быть агрессивными — набрасываются на людей. Вдруг перевертыш, подстреленный отцом, выбрался из болота и напал на него? И теперь пришел за Ильей.
В горле у него встал ком, и Илья открыл рот, шумно вдыхая жаркий воздух. Утробное мычание и шорох шагов раздались совсем близко — у самого входа в палатку. Илья покрепче ухватил цевье, но ружье все равно предательски дрожало в руках. Фонарик валялся на спальном мешке, рассекая тьму косым лучом.
Полог палатки зашевелился, и на пороге забелела искореженная фигура перевертыша: вначале появились согнутые в коленях ноги, следом — участок тела, где когда-то была шея (это место, затянутое тонкой розовой кожицей, сочилось сукровицей), и лишь затем — туловище с покачивающейся, слегка скособоченной головой. Лоб рассекал изогнутый рот с вывалившимся языком — вот и все, что успел заметить Илья. В следующее мгновение палатка содрогнулась: в небе взорвались раскаты грома. Пророкотало так, что Илья от испуга подпрыгнул на месте, и палец судорожно дернул за спусковой крючок. Грохнул выстрел, ослепив Илью вспышкой. Отдача отбросила его назад, и ружье выпало из рук.