Он понятия не имел, как пить пиво с собственным сыном!
– Дождь начался, – заметил он, с трудом подыскивая слова. Брайан прислушался к стуку капель по окнам.
– Весна была довольно сухой…
Сэм кивнул и снова переступил с ноги на ногу.
– В некоторых прудах уровень воды слишком низкий. Дождь поможет.
– Гостям это не понравится.
– Да, – Сэм привычно нахмурился. – Но нам дождь необходим.
Молчание воцарилось снова и продолжалось, пока Брайан не поднял голову.
– Ну, кажется, погода как тема разговора исчерпана. Что дальше? – холодно спросил он. – Политика или спорт?
Сэм прекрасно понял сарказм, но предпочел пропустить его мимо ушей.
– Не знал, что ты интересуешься политикой или спортом.
– Ну еще бы! Что я могу понимать в таких мужских предметах? Я же зарабатываю на жизнь стряпней.
– Я не это имел в виду, – спокойно сказал Сэм. Он был взвинчен гораздо сильнее, чем готов был признать, но усилием воли сдержал вспышку бешенства. – Я просто не знал, что ты интересуешься.
– Ты понятия не имеешь о том, чем я интересуюсь! Ты не знаешь, о чем я думаю, чего хочу, что чувствую… Потому что это никогда тебя не интересовало!
– Брайан Хэтуэи! – грозно воскликнула Кейт, входя в комнату вместе с Лекси. – Не смей разговаривать с отцом таким тоном!
– Пусть мальчик выскажется. – Не сводя глаз с сына, Сэм отставил пиво. – Он имеет право.
– Он не имеет права демонстрировать неуважение.
– Кейт! – Сэм взглядом приказал ей замолчать, затем кивнул Брайану: – У тебя накипело – выкладывай.
– Это заняло бы годы и ничего не изменило бы, черт побери! Сэм прошел за стойку бара, решив, что без виски, пожалуй, все же не обойтись.
– Ну, во всяком случае, ты мог бы начать.
Он достал бутылку «Джим Бим» и наполнил на три пальца широкий стакан. Затем, поколебавшись, налил второй стакан и пустил его по стойке Брайану.
– Я не пью бурбон! Что, очевидно, еще сильнее подрывает мое мужское достоинство.
Сэм почувствовал тупую боль в сердце и поднял свой стакан.
– Мужчина сам выбирает, что ему пить. И ты уже достаточно взрослый. Какое тебе дело до того, что думаю я?
– Мне тридцать лет! – огрызнулся Брайан. – Где ты был последние двадцать из них? – Замок, на который он давным-давно запер этот вопрос и таившуюся за ним боль, похоже, заржавел и только ждал последнего пинка, чтобы сорваться. – Ты ушел точно так же, как она! Только ты поступил еще хуже. Каждый проклятый день наших жизней ты давал нам понять, что тебе наплевать на нас! Мы были для тебя всего лишь обузой, помехой, которую ты спихнул на Кейт!
Яростно сверкая глазами, Кейт бросилась в наступление:
– Теперь послушай меня, Брайан Уильям Хэтуэй…
– Оставь его! – приказал Сэм, холодностью тона скрывая боль, которая все еще сжимала сердце. – Заканчивай, Брайан. Ты, очевидно, еще не все сказал.
– Какое это имеет значение? Мы все равно не сможем вернуться в тот день, когда мне было двенадцать и двое парней с материка избили меня просто ради забавы. Или в тот, когда в пятнадцать я впервые надрался пивом и меня тошнило. Где ты был, когда в семнадцать я перепугался до смерти, что Молли Броуди забеременела? Мы с ней в тот день вместе потеряли невинность… – Брайан сжал кулаки. Он и не подозревал, что в нем живет такая сильная ярость. – Тебя никогда не было рядом. А Кейт была. Это она держала мою голову, когда меня рвало. Она учила меня водить машину, читала наставления, хвалила… А ты не учил меня ничему. Никогда. И теперь мы в тебе не нуждаемся! Если ты относился к маме с тем же эгоистичным равнодушием, неудивительно, что она ушла!
Сэм передернулся – это была первая видимая реакция на поток горьких слов. Его рука слегка дрожала, когда он снова потянулся за своим стаканом. Но он не успел заговорить: закричала Лекси:
– Почему вы это делаете?! Почему вы делаете это сейчас, когда что-то случилось с Джинни?! – Ее голос задрожал от рыданий. – С ней случилось что-то ужасное, я знаю! А вы стоите здесь и говорите все эти ужасные вещи… – Слезы хлынули из ее глаз, она зажала уши ладонями. – Почему вы не можете оставить все как есть? Просто не трогать и притвориться, что это не имеет никакого значения?
– Потому что это имеет значение! – Рассердившись еще больше оттого, что даже сейчас Лекси не желает поддержать его, Брайан набросился на нее: – Большое значение! Потому что мы – жалкая пародия на семью. Потому что ты бежишь в
Нью-Йорк и пытаешься мужчинами заполнить пустоту в своей жизни. Потому что Джо довела себя до болезни, а я все время думаю, что оттолкну любую женщину, как отец оттолкнул маму. Все это важно, черт побери, потому что ни один из нас не умеет быть счастливым!
– Я умею! Я знаю, как стать счастливой! – взвизгнула Лекси, и ее голос сорвался. Но она должна была во что бы то ни стало доказать Брайану, что все его жестокие слова – ложь. – Я буду счастливой! Я получу все, чего хочу!
– Что здесь происходит, черт побери?
Джо оперлась рукой о дверной косяк, оглядывая разъяренных родственников. Их пронзительные голоса вытащили ее из комнаты, где она пыталась заснуть и наверстать бессонные часы, проведенные в тревоге за Джинни.
– Ты только послушай, что он говорит! Это отвратительно! Просто отвратительно! – всхлипывая, Лекси бросилась в объятия Джо.
Неожиданный порыв сестры, брат и отец, стоящие по обе стороны бара, словно боксеры, готовые по сигналу броситься друг на друга, плачущая посреди комнаты Кейт – все это потрясло Джо. Тупая боль запульсировала в голове.
– Что здесь происходит? – повторила она. – Это из-за Джинни?
Лекси горько разрыдалась, уткнувшись в плечо Джо.
– Они не думают о Джинни! Им все равно!
– Нет, не из-за Джинни. – Ярость Брайана потухла, оставив тошнотворное чувство вины. – Обычный вечер Хэтуэев. И я им сыт по горло.
Он направился к двери и, проходя мимо Лекси, поднял руку, будто намереваясь погладить ее по голове. Но его рука упала, так и не коснувшись сестры.
– Кейт… – Джо подошла к тетке и осторожно дотронулась до ее плеча.
Кейт смахнула слезы со щек.
– Милая, пожалуйста, отведи Лекси к себе. Я скоро приду.
– Хорошо. – Джо взглянула на отца, который стоял, словно каменное изваяние, и решила, что лучше воздержаться от вопросов. – Идем, Лекси, – прошептала она. – Пойдем ко мне.
Когда девушки вышли, Кейт вынула из кармана носовой платок и высморкалась.
– Брайан встревожен и измучен, хотя это, конечно, не оправдывает его поведение. Мы все измучены, но именно он общался с полицейскими, и на нем гостиница и все остальное. Сэм, он просто вымотался!
– Он прав. – Сэм отхлебнул виски, размышляя, удастся ли алкоголю смыть горький вкус стыда. – Я не был им отцом с тех пор, как Белл бросила нас. Я все свалил на тебя.
– Сэм…
Он посмотрел на нее.
– Ты хочешь сказать, что это неправда? Кейт вздохнула и, почувствовав, что ноги отказываются держать ее, опустилась на высокий табурет у бара.
– Нет. Какой смысл лгать?
Сэм издал звук, который при желании мог бы сойти за смех.
– Твоя безукоризненная честность – восхитительное качество… но иногда раздражает.
– Не думала, что ты замечаешь какие-то мои качества. Что ты вообще что-нибудь вокруг себя замечаешь. Ведь я много лет твердила то же самое, что сегодня вылил на тебя Брайан. Только, разумеется, в более вежливом варианте. – Кейт в упор смотрела на Сэма, не отводя воспаленных глаз. – Но ты не реагировал. Мне ни разу не удалось даже помять твою броню!
– Ошибаешься… – Сэм отставил стакан, потер лицо руками. То ли из-за усталости, то ли из-за пережитого потрясения, но он вдруг произнес вслух то, что считал похороненным глубоко в своей душе: – Я просто не хотел, чтобы они нуждались во мне, чтобы нуждались хоть в ком-нибудь. И, черт побери, я не хотел нуждаться в них!