Но вечно идти было нельзя. На третьем часу я устроила скудную трапезу, а на шестом чувствовала, что свалюсь с ног, если не остановлюсь. Ни в один из предыдущих дней я так не уставала. Но в то же время душа моя рвалась вперёд. Маяк вырос до пугающих размеров и запросто мог ослепить, если подолгу на него смотреть. Теперь у меня не осталось сомнений, что прожектор расположен либо на высокой башне, либо — что более вероятно — на большом холме или горе. При худшем раскладе идти оставалось сорок миль. Три дня (четыре, если очень ослабну), и я могла бы дойти. Но я не была в этом уверена. Холод и монстр, маячащий за спиной, не давали впадать в эйорию.
— Остановимся здесь, — прошептала я, оперевшись на ствол очередного дерева-уродца. Ствол напоминал вопросительный знак; все листья, если они когда-то были, давно сорвал ветер. Но это было какое-никакое укрытие. Я присела под деревом и открыла рюкзак. Киппи с готовностью подбежал, и я грустно улыбнулась:
— Огня нет. Боюсь, приятель, скоро даже еды не будет, и тогда ты точно покинешь меня. Кому я нужна буду такая, спрашивается?
Он присел на задние лапы, всем видом выказывая, что не собирается меня оставлять. Я пригрозила пальцем:
— Смотри, вот закончатся припасы, и я припомню твоё обещание.
Во время приёма пищи я старалась развлечь себя и Киппи очередной пустой болтовнёй, чтобы немного отвлечься от холода, который сжимал меня ледяным обручем.
— Вот бы сейчас телевизор, — мечтательно сказала я, прислонившись спиной к стволу. — Хотя, конечно, не уверена, смогла ли бы я поймать хотя бы один канал. Если бы поймала, то точно знала бы, что где-то ещё остались места, где всё нормально и ничего не произошло. Да что я говорю? Ты, конечно, понятия не имеешь о ти-ви. Да, трудно быть бельчонком. Но в создавшемся положении, парень, я тебе даже завидую.
Исчерпав запас своего красноречия, я стала готовиться ко сну. Хотя «готовиться», пожалуй, сильно сказано. Я просто подложила рюкзак под ствол дерева и легла, свернувшись калачиком. Так я надеялась сохранить тепло подольше. Прежде чем выключить фонарь, я посмотрела на Киппи, который был еле виден посреди желтых травяных джунглей, и пожелала ему спокойной ночи. Я надеялась, что хотя бы для него ночь будет спокойной.
«Постарайся уснуть как можно быстрее. Когда спишь, не замечаешь, что мёрзнешь».
Я две минуты смотрела на Маяк, потом зажмурила глаза. Конечно, когда это наши желания совпадали с действительностью: сколько бы я ни пыталась вернуться в беспамятство, сон не приходил. А холод ходил вокруг, пробуя на вкус части тела одну за другой. Сначала его зубки касались щёк, губ, кончиков пальцев. Потом настал черёд ног, спины, груди. Я чувствовала, как из меня вытесняют оставшееся тепло — методично и беспощадно. Зубы не стучали, и дрожь не охватывала тело; я просто каменела лёжа, кровь становилась красным желе, кости замораживались до стекольного звона, глазные яблоки стали круглыми леденцами. Губы — тяжёлый пластилин, прилепленный к лицу. Я вдруг подумала, что умираю. Скольких несчастных бездомных находили в закоулках дворов осенними утрами, когда ударяли первые заморозки, как и я, в позе эмбриона. Должно быть, я испытывала сейчас то же, что они в последние мгновения жизни.
От бессилия захотелось плакать, но я боялась, что слёзы на щеках превратятся в лёд и будут жечь. Так что я просто лежала, отсчитывая время. Обратила внимание, что на верхушке дерева имеется дупло и ветер издает тоненький свист, залетая в узкое отверстие. Это раздражало — но что я могла сделать? Я представила, как встаю и могучим ударом сваливаю мёртвое дерево на землю, прерывая противный свист. Образ вставал перед глазами ярко, как картина маслом; стало быть, сон всё-таки приближался. Или это смерть? Какая разница, подумала я. В любом случае, скоро эта пытка прекратится. Не нужно сопротивляться, отдайся приливу. Я улыбнулась, чувствуя, как сознание сыплется то ли осколками льда, то ли хлопьями снега.
А потом моих рук коснулось что-то мохнатое, тёплое, подрагивающее. Я находилась в слишком глубоком оцепенении, так что могла только легонбко поглаживать это тельце кончиком пальца, пришёптывая имя бельчонка. Ему тоже было холодно, и он пришёл ко мне, надеясь согреться. Он медленно подползал выше вдоль моей руки, но я не смогла сохранить тонкую нить сознания до момента, когда Киппи уснул, уткнувшись мордочкой мне в грудь. Я увидела это утром, когда страшная ночевка подошла к концу.