Монстр остановился в шаге от меня. Лицо его было плохо видно, но мне показалось, что он смотрит на меня с тревогой и заинтересованностью. Это меня приободрило. Я решила попросить у него воды. Пить хотелось до колик в желудке.
— Вода, — сказала и закашлялась снова. — Пить…
— Оа, — дружелюбно кивнул монстр. Он улыбнулся, и зубы выступили изо рта ещё больше. — Оа. Ить.
Я была близка к отчаянию. Неужели я так и умру от жажды, лёжа здесь?
— Вода, — повторила я и облизнула губы, стараясь делать глотательные движения. — Вода…
— Оа, — согласился он и наклонился ко мне, будто хотел расслышать лучше. В нос ударил кислый запах мочевины. Тем не менее, сильного отвращения я не испытала. — Оа.
«Он не понимает. Никто здесь не понимает меня». Будь в теле жидкости чуть больше, я бы заплакала.
Но, как оказалось, суть моей просьбы Длиннозубый всё-таки уразумел. Немного выждав, он повернулся и заковылял прочь. Я потеряла его из виду и стала оглядывать спящих тварей. Какой из них мог быть тем Главным, который избавил меня от навязчивого внимания Трехногого? На вид все они были на редкость уродливыми, и выделить кого-то одного я не могла. Трехногий распластался на спине справа от костра, раскинув ноги по сторонам. Толстый живот монстра вздымался и опадал. Возле него лежало чудо-юдо с наростом на спине, форма которого подозрительно напоминала младенческую фигуру. Я зажмурилась. Куда я попала? Что это за выродки? Место им в страшных сказках и в зонах радиационного заражения, которыми нас пугает телевидение, но… здесь? Что со мной будет?
Костёр затрещал, зайчик на потолке пещеры пустился в пляс. Из сумрака дальней стороны пещеры выплыл Длиннозубый. Он что-то нёс на руках, подняв высоко перед собой. Какой-то камень. И при этом лыбился так, что зубы обнажились до корней. Ступал он тихо, чтобы не будить сородичей.
Он пришёл ко мне, и я увидела, что в руках у него действительно камень — цельная глыба круглой формы. С одной стороны глыбы было углубление, там плескалось что-то, переливающееся рябью в свете костра. Пальцы Длиннозубого неловко скользнули по боку этой самодельной чаши, и жидкость выплеснулась на моё лицо. Я высунула язык и слизнула капли с подбородка. Вода. Должно быть, монстр ходил к источнику воды. Желудок встал колом внутри живота.
— Оа, — удовлетворённо сказал монстр и положил чашу на мою грудь. Вес камня мешал дышать (особенно после недавнего издевательства над лёгкими со стороны Трехногого). Но я тут же вцепилась пальцами в бока чаши и начала накренять её, ибо поднимать камень не было сил. По дороге добрая половина живительной влаги пролилась, но я всё-таки донесла какую-то её часть до рта. Большего наслаждения я не испытывала в жизни. Я глотнула всего четыре раза, прежде чем вода кончилась. Потом последовала реакция — надсадный кашель, рвотные позывы и зелёные искры перед глазами. Чаша свалилась на землю. Длиннозубый быстро присел и поднял её.
Первой мыслью, когда я откашлялась, было: «И это ВСЁ?». Вода вернула мне чувства: если раньше я не ощущала ничего, то теперь тело наполнилось тяжестью, а рот начал гореть, словно изъеденный кислотой. Я подняла глаза на Длиннозубого. Он продолжал улыбаться.
— Оа, — сказал он.
— Да, — ответила я. На этот раз голос был совсем другим. — Вода. Принеси ещё. Пожалуйста. Воды…
Не говоря ничего, он отправился на второй поход, и за это я в него почти влюбилась. Правда, благодарность быстро затмили другие, гораздо более приземленные и неприятные ощущения. Голод, например. Организм понял, что его не собираются обрекать на смерть, и с облегчением возобновил свои требования. Воды. Еды. Справить нужду. Размять окаменевшие мышцы. Но я была слишком слаба, чтобы что-то делать.
Когда Оа (так я про себя нарекла Длиннозубого; хоть какое-то имя в этой безымянной толпе) вернулся во второй раз, мне удалось не пролить ни капли воды из чаши. И пила я медленнее, с расстановкой, чувствуя кончиком языка немного солёный привкус. Истерия желудка прекратилась. Я бы не отказалась и от третьей чаши, но решила, что испытывать далее благосклонность монстра, пусть и такого обходительного, не стоит.
— Спасибо, — сказала я, положив чашу на землю. — Большое спасибо.
Он опять заулыбался, и эта улыбка, которая иному не приснилась бы в страшном сне, показалась мне приятной. Я опёрлась локтями о землю и попыталась присесть. Голова кружилась, но мне наверняка удалось бы подняться, если бы не Оа, который довольно грубо толкнул меня обратно. Земля под головой была мягкой, так что при падении я не поранилась. Оа перестал растягивать губы в улыбке. Корни зубов спрятались за серыми губами. Он дважды покачал головой, ясно давая понять — вставать нельзя. Страх снова вполз в мой разум ледяной струёй.