Владыка мира — Трехногий был сражён у рва, и его голова повисла вниз с края. Лица его я не увидел, но узнал его по иссохшим ногам, раскинутым в стороны. Ноги напоминали трутни. Неужели в них недавно была такая мощь? Я вспомнила тяжелые колонны его ног над собой. Казалось, что под ними расползается земля при каждом шаге. А теперь…
В этом скоплении я не могла различить Изрла. Но я знала, что он тоже здесь, среди сборища, которое стало для него семьёй — нужно только подойти ближе. Я это сделала, хотя рассудок молил поскорее выйти из пещеры. Я должна была увидеть Изрла.
И я увидела. Он лежал лицом вниз, вот почему я сразу не узнала его. Копна чёрных волос съёжилась. В правой руке Изрл сжимал изломанный дробовик — тот самый, который он перенёс из прежней жизни в этот. Голова лежала под странным углом к телу, и в моей памяти не мог не предстать образ висящего на суку Гранта. Я застонала и отвернулась. На глаза навернулись слёзы.
«Что здесь случилось?».
Риторический вопрос. Разумеется, я знала, что произошло. То, чего так опасался Изрл — до того, что готов был отдать меня на растерзание невидимому монстру с человеческим голосом. Только какой голос был у того монстра? Я забыла его об этом спросить. Мужской? Или женский? Скажем, голос девочки, звонкий, но жестокий — голос безумного маленького божка из забытого африканского племени?
Вот почему ОНО вело меня. Хотело, чтобы я полюбовалась результатами его трудов. И убедилась воочию, на что ОНО способно, если его разозлить. Им было велено поймать меня и не отпускать. Но они дали мне уйти, и понесли за это наказание.
— Я поняла, — сказала я, одна в пещере. — Следующая — я, да? Ты это хочешь мне сказать?
Тишина. Ствол дробовика отливал синевой в гаснущем огне. Выставка смерти простиралась у моих ног. Внезапно у меня задёргались уголки губ.
— Но ты не убьёшь меня, — продолжила я. — Только не сейчас. Ты хочешь дождаться, пока я сама не сломаюсь… или не подойду совсем близко к Маяку. Вот тогда-то ты меня и прихлопнешь. Я правильно думаю?
Ничего. Но шестое чувство приняло какой-то посыл, пульсирующий образ глумливого кивка головой. Я развернулась спиной к мёртвым созданиям и закричала — всеми силами, которые у меня имелись:
— Ладно! Я согласна! Пусть будет так! Но сделай тогда одно одолжение… Покажись! Я хочу знать…
Воздух в легких кончился; я закашлялась и закричала снова:
— Я ХОЧУ ЗНАТЬ, КТО ТЫ ТАКОЙ!
Ответ пришёл неожиданно быстро, практически в тот же миг. Костёр затрещал, словно чьи-то громадные губы задули его. Пламя сгинуло — вместе с ним пропали мёртвые монстры и один мёртвый человек. Я подумала, что я тоже исчезла вместе с ними. Снова кромешная мгла, чувство затерянности в холодном космосе, где нет ни направлений, ни расстояний, а есть два слова. Первое: безнадёга. Второе: вечность. Куда ни иди, что ни делай.
Это был ответ. Он мог означать: «Никогда». Или же: «Всему своё время». А может: «Хочешь раскрыть карты? Тогда, чур, ты первая».
Я увидела знакомый смутный образ впереди. И пошла за ним, потому что ничего другого не оставалось. Зато хотя бы не боялась, что на меня нападёт по пути очередной подземный монстр. ОНО не даст убить меня кому-то, кроме него — когда придёт время.
Глава 30
Скоро я была на поверхности.
Подземный ход в финальном рывке поднимался круто вверх. Мне пришлось ползти, время от времени делая передышки. Я не заметила, в какой миг образ передо мной исчез. Но когда моих щёк коснулся ветер, гуляющий по пустырю, светлячка уже не было. Монстр не ушёл, но отдалился, на какое-то время предоставив меня самой себе.
Было холодно. Гораздо холоднее, чем раньше — а одежда у меня вконец изорвалась и едва прикрывала грудь, спину и ягодицы. Рукава и штанины почти оторвались. Шапку я потеряла. После первого же любовного объятия ветра я дрожала, как осиновый лист. Стало ясно, что до Маяка нужно добираться одним броском, без ночлега. Если меня угораздит заснуть по дороге, то подняться я уже не смогу.
Я подняла взор и увидела его — синий луч, приветствующий меня вновь, как старого доброго знакомого. Маяк был на месте, что бы там ни говорил Изрл. Он продолжал светить, порождая причудливую мысль: возможно, луч во мгле предназначался только для моих глаз, и никто другой (кроме, быть может, НЕГО) его и не мог видеть.