Майетт поднялась на триста футов, прежде чем поняла, что не хочет умирать.
Она знала разницу между флиртом со смертью и жаждой смерти — всепоглощающим желанием умереть. Ей было знакомо последнее состояние, и однажды она едва не поддалась ему. Сейчас было по-другому. Желание уничтожить себя ослабевало с каждым ярдом, на который она поднималась.
Однако в тот раз она собиралась умереть всерьез. Запертая в затопленном трюме «Чатранда», пьяная в стельку, с разбитым сердцем. Ее спасла удача: удача и масалымские корабелы. Если бы слив воды с корабля задержали еще на четверть часа, они бы обнаружили, что ее тело закупорило насос.
Триста футов привели ее к самому нижнему слою листьев, где начинался ветер. Она держалась крепко, чувствуя все еще приятное жжение в мышцах, силу в руках, пальцах, лодыжках, которой не мог обладать ни один гигант. Она втиснулась в трещину, которая, подобно обратной молнии, тянулась вверх по стене башни. Странные птицы с криком кружили вокруг нее. Возможно они боялись, что она пришла за тем, что осталось от их выводка.
Альтернативой смерти была эта экспедиция, это пересечение битва-линий. Большую часть путешествия она провела, сражаясь с Энсил, Диадрелу и их друзьями-гигантами. Майетт, как и любой икшель, ненавидела людей, и, небеса знают, для этого была причина. Но основой этой ненависти была верность своему возлюбленному. Она прилипла к Таликтруму, племяннику Диадрелу, до его прихода к власти и осталась верна ему после. Когда он стал провидцем, Майетт спорила с сомневающимися, яростно настаивая на том, что он был именно тем, за кого себя выдавал. Слишком забавно. Все это время спор велся с самой собой.
Она не могла точно определить, когда произошла перемена. После огонь-троллей, конечно, и до катастрофы в лесу. Было ли это в ту ночь, когда ей приснилась смерть ее деда, и она проснулась в слезах, сбитая с толку, почти полминуты не в силах вспомнить, что оставила его целым и невредимым на «Чатранде»? Или когда гиганты оплакивали своих умерших, и ей негде было быть, кроме как прямо там, рядом с ними, наблюдая горе, которое выглядело и звучало для всего мира как горе икшель? Или в ту ночь, когда она увидела, как Таша и Пазел Паткендл ускользнули, чтобы заняться любовью, и последовала за ними, невидимая, конечно, и слегка разочарованная, узнав, что и у ее народа это получалось не лучше, чем у гигантов.
Четыреста футов, и край кратера стал виден. Пронизывающий ветер бушевал вокруг, пробуя ее хватку. Трещина сузилась: Майетт находила все меньше мест, куда можно было втиснуть свое тело, перенести свой вес. Теперь она могла видеть большие лохматые гнезда на вершине башни и одно серое крыло, широко распростертое, греющееся на солнце.
Когда бы это ни произошло, перемена была реальной. Теперь она стояла рядом с Энсил — и, да помогут ей небеса, гигантами. Людьми. Ей придется помнить, что нужно тайно ненавидеть их, напоминать себе о том, кем они были. Или же стать одной из них. Это был выбор Диадрелу и Энсил. Майетт никогда не зайдет так далеко, никогда не рискнет стать символом примирения рас. Но теперь путешествие принадлежало ей, и она отдаст больше, чем они, больше, чем они когда-либо смогут. Оно стало причиной, ради которой стоило жить, а не более медленным и величественным способом умереть.
Она остановилась. Ее мышцы подергивались, пальцы саднили. Она была на высоте ста футов над самым верхним слоем листьев, впервые за много дней видя окружающий мир. Она знала, что спуск отнимет у нее все силы, если она действительно уже не зашла слишком далеко. Ветер хлестал ее, но она не отступит, не увидев того, за чем пришла. Испытывая боль, она прислонилась к стене.
Руины стояли почти точно в центре Леса. На юге темные холмы вплотную подступали к краю кратера. Мерцание отраженного солнечного света отмечало место, где могучая Ансиндра прорезала стену кратера и устремлялась прочь, в глубину ущелья. Над этим ущельем висел туман, а за ним виднелись горы, более низкие, чем холодные вершины, через которые они прошли, но все равно жестокие и неприступные. И к тому же бесконечные: если бы они каким-то образом выбрались из этого леса, у них не было бы другого выбора, кроме как отважиться подняться в эти горы — без проводника, который когда-либо ступал туда, без представления о том, что лежит за их пределами.
Или почти никакого.
Ниже по течению, между горами и морем, есть надежда. Странное сообщение из Васпархавена, Храма Пауков. Она вспомнила о нем с внезапной иронией. Надежда. Может быть, это место где-то там, спрятанное в этом огромном и капризном лабиринте мира. Но что оно такое? Сообщение казалось жестоким — все равно что показать монету нищему, а потом выбросить ее в поле.[3]