На самом деле никто не выглядел здоровым. Никто, кроме призраков. Трое проскользнули в комнату, когда дверь была приоткрыта. Среди них был капитан Курлстаф, его розовая блузка выцвела, накрашенные губы были цвета человеческих внутренностей. В руках он держал боевой топор, огромный и громоздкий, и с интересом наблюдал за живыми в переполненной кают-компании. Он был единственным из бывших командиров «Чатранда», с кем Роуз время от времени советовался, хотя сегодня старый извращенец просто стоял и пялился.
По крайней мере, у Курлстафа хватило порядочности не саботировать встречу. Капитан Спенглер рылся в шкафчике с картами за головой Роуза. А Маул, свинья, действительно сел в кресло; он сутулился, ерзал и грыз ногти. У этого человека был самый ужасный лицевой тик, который Роуз когда-либо видел; когда это случалось, его лицо сжималось, как губка, а с его древнего парика поднимался слой меловой пудры.
— Сэр? — спросил Чедфеллоу.
Роуз отвернулся от призраков.
— Значит, Шаггат сумасшедший, — сказал он. — Это что, новость, доктор? Вам больше нечего сообщить?
Чедфеллоу осторожно вздохнул.
— Шаггату семьдесят четыре года. И он только что перенес травмы, которые напрягли бы способности любого человека. Прикосновение к Нилстоуну. Убийственный огонь, пробежавший вверх по его руке. Превращение в мертвую статую благодаря Мастер-Слову Пазела, сегодняшнее утреннее обратное превращение. Но больше всего его беспокоит потеря Камня. Заполучить его было навязчивой идеей всей его жизни. Шаггат считает, что его избрали сами боги, и он должен владеть Нилстоуном, наряду с меньшим артефактом, Скипетром Сатека. И, поскольку у него не могло быть никакого ощущения течения времени, пока он был заколдован, он решил, что Камень у него только что забрали. — Чедфеллоу покачал головой. — Сейчас его разум искривлен так, что никакому исцелению не поддается. То, что вы видели, — это, скорее всего, все, что осталось.
Старый доктор Рейн прочистил горло:
— Он проявляет определенное беспокойство, капитан Роуз. То есть он обеспокоен.
Роуз смерил его сердитым взглядом. Старый медик быстро взглянул на Чедфеллоу.
— Я отрезал мертвую руку, — сказал Чедфеллоу. — Он ничего не почувствовал. Ниже запястья конечность была сухой и хрупкой. Удивительно, что она не отломалась во время того борцовского поединка.
— Она не отломалась, потому что я ее не ломал, — сказал Отт. — Что еще?
Чедфеллоу пожал плечами:
— В остальном его тело в порядке. Этот человек — боевой слон. Вы слышали легенду о стреле, которая сломалась у него в груди, наконечник которой так и не был извлечен? Я увидел шрам, я почувствовал твердую шишку своими пальцами. Рана была на два дюйма выше его сердца. В его левом глазном яблоке также есть осколки железа, и есть признаки того, что его ноги покрылись волдырями от хождения по огню или углям. Одним словом, он несокрушим. Только его разум потерпел неудачу, зато полную.
Рейн снова прочистил горло:
— В профессиональных терминах, то есть на правильном языке, медицинском языке...
— Прекрати ерзать, пес! — рявкнул Роуз. Он обращался к капитану Маулу, но Рейн вздрогнул, как от удара.
Хаддисмал нахмурился:
— Шаггат сумасшедший, но он не животное. Добрый доктор преувеличивает.
— Согласен, — сказал Отт. — Вы искажаете собственный диагноз, Чедфеллоу, потому что желаете провала нашему делу. В нарушение вашей врачебной клятвы, не говоря уже о вашей клятве Его Превосходительству.
Чедфеллоу ощетинился.
— Вы сами это видели, — сказал он. — Этот человек бушевал шесть минут, даже не взглянув на свою искалеченную ногу. Он мог истечь кровью и умереть, не заметив раны.
— Скатертью дорога, — сказал мистер Фиффенгурт, не в силах сдержаться.
Сандор Отт перевел взгляд на Фиффенгурта.
— Еще один гордый сын Арквала, — сказал он. — Что случилось со всеми твоими друзьями, предатель?
Больной глаз Фиффенгурта посмотрел в сторону. Но другой был четким и отточенным, и смотрел прямо на Сандора Отта.
— Мои друзья прямо здесь, — сказал он, ударив себя кулаком в грудь. — А где твои, в точности?
Последовало ледяное молчание. Затем Отт сказал:
— У капитана Роуза могут быть свои причины отложить твою казнь...
— Да, — сказал Роуз. — Это морское искусство, и оно не может быть потрачено впустую.