Несколько часов Марила пила это варево, Теггац носился взад-вперед с камбуза со свежими чайниками, Чедфеллоу измерял ей температуру, нюхал ее пот, заставлял ее надувать маленькие шарики & Рин знает, что еще, Крысси летал по моей маленькой каюте, как треклятая шаровая молния, настаивая на том, чтобы все идет «идеально, всем нравится, недостаточно хорошо, сносно, терпимо, по-смолбойски, по-грызунски — идеально!», а сама Марила стонала & униженно сидела на ночных горшках под одеялом. «Никакой крови», — говорила она, мы все вздыхали & ругались.
Поздно ночью симптомы исчезли. Марила лежала неподвижно, ей стало легче дышать, & толпа рассеялась, улыбаясь, как дети. Со временем она убедила Чедфеллоу отправиться отдыхать, & я послал Фелтрупа проследить за тем, чтобы он это сделал. Марила заснула, вцепившись в мой рукав. Я опустился на пол & закрыл глаза. Если кто-то & может вселить в нас надежду, так это юная миссис Ундрабаст.
Мне снились другие молодые люди. Паткендл, падающий с моста. Ундрабаст, расхаживающий на костяшках пальцев, как обезьяна. Таша, запертая в камне, как муха в янтаре. У меня была сила спасти их от этих бедствий, сжать их в своих объятиях, &, чудо из чудес, когда я это сделал, мы все стали одного возраста, каждый из нас был в расцвете сил, раскованный, жизнерадостный & избавленный от страха. Они мои родственники, подумал я, & почему потребовалось так много времени, чтобы это увидеть? Ибо путешествие подошло к концу; кто-то звал меня прочь. И я знал, какое место они занимали в моем сердце, только потому, что я уезжал, потому что мы больше никогда не будем жить под одной крышей. Я проснулся пораженный, на грани того, чтобы разрыдаться.
Затем мои глаза резко открылись. Икшель сидел на корточках на моем рундуке & пристально на меня смотрел. Я начал подниматься & опрокинул маленькую подставку с чайником, разбудив Марилу, которая ахнула.
Икшель исчез. Конечно же, у меня был сон внутри сна? «Что такое, что случилось?» — закричала Марила. Ничего, дорогая, ничего. Старикам часто снятся кошмары, они разговаривают сами с собой, тебе никогда не следует проводить ночь в их компании.
Но это видение беспокоило меня в течение всего дня. Потому что мне приснился не просто какой-то икшель. Это был Талаг, их повелитель & старейшина, воплощение клана. Гений & фанатик, мужчина, которого не оторвала бы от своего народа ни одна сила на свете.
Пятница, 1 халара 942.
По нашим корабельным подсчетам, сегодня Новый год. Первый день весны на Севере — хотя длому говорят, что у них началась осень. И почему я должен ожидать чего-то утешительного & знакомого? Здесь все наоборот. На печенье споры плесени такого цвета, какого я не видел никогда в жизни. На небе сияет вторая луна. Существа с кожей черных угрей & серебристыми прядями волос правят империей, а люди — кто они такие? Бывшие рабы; сегодня вообще ничего, дурное воспоминание, горстка безмозглых падальщиков, умирающих от голода в дикой природе. Спаси нас Рин, что будет с теми, кого мы оставили позади?
Новый год. Начало двадцать девятого года правления этого нечестивца, которого я никогда больше не назову Его Превосходительством. Когда-то я обожал его, нашего Магада Арквальского. Я знал, что он приложил руку к свержению императрицы Маисы с трона, но это никогда меня не беспокоило. Она была продажной & извращенной, так & должно было быть — так говорили наши школьные учителя. Неважно, что молитва, которую мы произносили каждое утро, включала в себя мольбу к Рину о ее благополучии. Однажды утром она была нашей императрицей; на следующее утро ее портрет сняли, & нам сказали, что она была злодейкой, & ей «милостиво» разрешили бежать в изгнание. В тот день они говорили о ней со стыдом. На следующее утро о ней вообще никто не говорил. В последний раз, когда я произносил ее имя, это было обращено к моему брату Геллину, & он сердито шикнул на меня:
— Графф, ты, что, никогда ничего не замечаешь? Мы не должны упоминать об этой шлюхе. Она — пятно на репутации Арквала, & о ней лучше забыть.
Я не стал спорить. Он прав, я был уверен в этом. У нашего поколения было слишком много уверенности.
Прошло тридцать лет, прежде чем я услышал еще одну историю о свержении Маисы. История Герцила Станапета была более мрачной, но меня не нужно было пугать или оскорблять, чтобы я в нее поверил. И мы живем (так?) в надежде, что все еще может закончиться хорошо.
Что бы ни ждало нас в будущем, в начале этого года так же темно, как в желудке акулы. Люди едва волочат ноги, их глаза затуманены отчаянием. Они вспоминают этот день, думают о том, каким он мог бы быть. Отпуск на берег, подарки & конфеты, дети, кричащие & обнимающие колени. Игры & смех. Выпитое вино, поцелованные девушки, браки, заключенные или разрушенные. Такие драгоценные воспоминания, пусть даже плохие, здесь, в чужом море.