— Я не совсем понял это замечание, — сказал Хаддисмал низким & смертоносным голосом.
Ускинс пожал плечами & принялся жевать быстрее. Хаддисмал продолжал сверлить его взглядом, затем медленно покачал головой, как будто решил, что Ускинс не стоит того, чтобы ради него прерывать ужин. Остальные из нас обменялись взглядами & снова начали дышать. Тайн икнул. Хаддисмал взял с блюда еще одно ребрышко.
— В хороший день этот боров был умнее тебя, — сказал Ускинс.
Турах вскочил со стула. Тайн & Элкстем отскочили с его пути, когда он обогнул стол.
— Потому что никто его не охранял, видите ли, — сказал Ускинс, единственный из нас, кто все еще сидел. — Он проснулся, стал разумным, & мы все равно его едим, как вам это нравится, сержант, а? Сиззи всегда называли нас каннибалами.
Турах потянулся было к воротнику Ускинса, но, взволнованный, застыл на месте. Зато мы все кричали на первого помощника в ярости & отвращении. Проснулся? Что, во имя серных Ям, он имел в виду?
Ускинс проглотил большой хрящеватый кусок.
— Конечно проснулся, — сказал он. — Как, по-вашему, он убежал от крыс? День за днем в этом деревянном ящике. Думая, зная свои обстоятельства. Зная, что он движется навстречу своей смерти. Что делал свинки? Он наблюдал & ждал. И, когда появились крысы, он разнес этот ящик вдребезги & убежал в исчезающий отсек. Точно так же, как это делали маги на протяжении сотен лет. Точно так же, как это делала мисс Таша в былые времена, когда корабль принадлежал ей. Коровы & козы тоже ушли, но им просто повезло.
Он отправил в рот еще немного мяса.
— Ускинс, — сказал я, — этот боров никогда не разговаривал.
— Как & я, по большей части, — ответил Ускинс. — Зачем говорить, когда никто не слушает? И ты, трюм-мозг. — Он одарил меня мясистой ухмылкой. — Что бы он сказал? «Здравствуйте, мистер Лацло! Это я, твой свинки, весом в тысячу фунтов, выпусти меня & я буду с тобой поласковее, принесу твои тапочки & никогда не откушу тебе голову».
— Бредящий сумасшедший, — сказал Хаддисмал.
Ускинс наклонился вперед & подтащил к себе все блюдо, опрокинув его на пол. Он начал есть обеими руками, опустив подбородок, издавая слюнявые звуки, как собака. И все же каким-то образом ему удавалось продолжать говорить.
— Исчезающий отсек. Исчезающий отсек. Тот же трюк, который использовали ползуны, чтобы сбежать от нас — они никогда не сходили на берег, они еще вернутся, чтобы сразиться с нами, — тот же трюк, который позволил Арунису так долго прятаться в...
Хлоп. Его лицо уткнулось прямо в груду мяса, как будто его ударила невидимая рука. Он начал визжать & корчиться в ужасном страхе. Нам понадобились все силы, чтобы сдержать его, & только через несколько часов он выбился из сил. Сейчас он в своей каюте, пристегнут ремнями к кровати, чтобы не поранился. Несколько человек из нас по очереди присматривают за ним; на самом деле я пишу это у его постели. Я пытался поговорить с ним, сказать ему, что в том, что происходит, нет его вины. Когда я поднимаю свечу, он смотрит на меня пустыми глазами обезьяны.
Глава 6. ШКОЛЬНЫЕ ТОВАРИЩИ
14 модобрина 941
243-й день из Этерхорда
— Ячмень и рожь, — крикнул капитан Грегори Паткендл, протягивая руки вверх по фалу.
— Бабу даешь.
Пятеро мужчин тянули как один. Они выкрикивали припев философски, без намека на возбуждение или веселье. Адмирал Эберзам Исик тоже тянул, зажатый между лысым мужчиной с серьгами-кольцами и беловолосым гигантом. Для Исика работа была мучением: иглы боли пронзали его от пяток до покрытых пятнами трясущихся рук. И все же он тянул и знал, что несет долю (ничтожную, стариковскую долю) этого веса. Мачта поднялась. Парус вздулся. Сорок лет, сорок лет с тех пор, как он в одиночку управлял судном, с которым могли справиться восемь человек.
— Рожь и ячмень.
— Бабу раздень.
Они потянули в третий раз, и в четвертый. Марсовый держал парус острым концом к ветру. Людей, стоявших на веревке, обдало брызгами (холодными брызгами; в Северном мире стояла поздняя зима), а смолбой бросил им под ноги деревянную стружку для сцепления. Исик улыбнулся, его разум был таким же ясным, как и измученное тело. Ничего не изменилось, все изменилось. В один день ты смолбой, наглый и быстрый. В следующий ты оборачиваешься и оказываешься старым.
— Медведь и цель.