Сегодня я надеюсь на это особенно, потому что сегодня ведь наш с Никки день рождения. Нам исполняется целых шесть лет.
— Никки! — повторяю я, осторожно входя в комнату, так и не дождавшись приглашения. Брат даже не поворачивает ко мне головы. Он занят — распаковывает огромную гору подарков в ярких цветных обертках. Его движения быстрые и резкие, он рвет красивую бумагу не глядя, без жадного предвкушения. Я тихо сажусь рядом — знаю, что мне нельзя трогать вещи брата без разрешения. Молча слежу глазами за ошметками подарочной бумаги, взлетающими в воздух и опадающими мертвыми листьями на ковер.
Наконец брат поворачивается ко мне:
— Зачем ты пришел? — спрашивает с непонятной злостью. — Для тебя тут ничего нет! Это все мое!
А я это знаю и так. Я уже получил свой подарок — плюшевую обезьянку. Я назвал ее как маму — Олей. Мне хочется представлять, что хотя бы так мама будет со мной рядом.
Но Никки совсем не понимает, что главный подарок для меня — это то, что они просто приехали.
— Я просто хотел тебя увидеть, — признаюсь негромко. — Думал, мы сможем вместе поиграть…
Брат тут же вскакивает на ноги. Прижимает к себе коробки с подарками и кричит:
— Ты не будешь трогать мои игрушки! Уходи!
Я смотрю на него с непониманием:
— Никки, но я вовсе не хотел…
— Алекс! — раздается рядом голос мамы и она рывком поднимает меня за руку с пола и тащит прочь из комнаты брата.
— Мама, я не хотел… — начинаю я говорить, но она меня не слушает. Произносит строго:
— Алекс, ты же знаешь, что нельзя отвлекать брата!
— Я просто хотел с ним поиграть…
— Ты не должен этого делать! Сам знаешь, что отец этого не одобряет. Никита — старший в семье и у него совсем другие задачи. Он много учится, чтобы унаследовать папино дело.
Я молчу. Слышу все это не в первый раз, но почему-то мне все еще обидно. Но я не плачу. Мама не разрешает мне плакать. Я не хочу огорчать маму.
И все же наружу как-то само собой вырывается:
— Ты не любишь меня, мамочка?
Ее лицо становится хмурым, раздраженным. Я никогда не видел, чтобы другие мамы так смотрели на своих детей.
— Не спрашивай глупости! — говорит она и подталкивает меня в сторону моей комнаты. — Иди к няне, я должна побыть с Никитой.
И я иду. Тихо вхожу в спальню, зная, что старая няня задремала в кресле. Прижимаю к себе обезьянку и шепчу:
— А у меня сегодня день рождения, Оля…
Картинка исчезает, затухает, и снова вспыхивает, словно невидимая рука перемотала кинопленку. Я делаю судорожный вдох, будто выныриваю на поверхность из пучины океана, едва меня не заглотившего. И вижу все ту же картину — я стою перед комнатой брата, занося кулак над дверью, чтобы постучать.
Мне уже двадцать три года. Прошло столько времени, а ничего не изменилось — для меня по-прежнему закрыт вход к самому родному человеку. И я не понимаю, почему.
Я давно отпустил эту ситуацию с родителями. Я не пытаюсь разобраться, почему практически не существую для них. Я вычеркнул их из своей жизни также, как и они — меня. Но мне все еще хочется верить, что брат впустит меня. В эту вечно закрытую дверь.
Ведь сегодня очень важный для меня день. Важный настолько, что я чувствую потребность этим с кем-то поделиться.
— Ник! — стучу я по безучастному дереву.
По ту сторону двери вместо ответа раздается только какая-то возня. Какого черта? Я знаю, что он дома и не собираюсь снова уходить ни с чем!
— Ник! — стучу громче и наконец через несколько секунд ожидания появляется брат, облаченный лишь в одну простыню, обмотанную вокруг бедер.
— Да что тебе надо?! — набрасывается он на меня раздраженно.
Я, впрочем, уже и сам понимаю, что пришел весьма невовремя. Поэтому быстро говорю:
— Извини. Просто это очень важно, а дома тебя застать довольно трудно…
— Да потому что я, в отличие от тебя, очень занят! Отец доверяет мне семейное дело!
Я не нуждаюсь в лишних напоминаниях о том, что мне рядом с отцом места нет. Но Ник, кажется, буквально упивается этим фактом. Но думать об этой ерунде я сейчас не хочу.
— Я просто хотел пригласить тебя на ужин. Дело в том, что я… женюсь, Ник. Я надеялся познакомить тебя с Ликой.
— Вот как? — на лице брата наконец проскальзывает интерес. Мне не нравится выражение его лица сейчас, но я не могу объяснить себе, почему.
— Что ж, я приду, — добавляет Ник с улыбкой, от которой меня буквально передергивает. — Сообщи моей секретарше, где и когда.
Он исчезает, громко хлопая за собой дверью и вместе с этим все вокруг меня гаснет. Остается только тупая боль, зарождающаяся где-то в голове и постепенно разбегающаяся по всему телу.
Прежде, чем я с головой погружаюсь в волны алчущего моей плоти океана, проскакивает странная мысль — разве после смерти бывает больно?..
Часть 18. Мира
Дедуля ушел выгуливать собаку, и это должно было затянуться минимум на пару часов. Я же сидела на балконе, вертела в руках телефон и думала о том, не позвонить ли Никите и не спросить сможет ли он приехать, чтобы поговорить.
С тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло не так много времени. За эти дни Ник исправно мне писал и интересовался как дела, но мне казалось, что он делает это скорее потому, что так принято.
Я чутко прислушивалась к себе в те моменты, когда понимала, что такими темпами наша семейная жизнь может завершиться, так и не успев толком начаться, и чувствовала, что страха нет. Есть разочарование, обида, что все вышло именно так, а не иначе. Даже какое-то равнодушие, что ли. А вот страха остаться без Никиты — не было.
Но и оставлять все вот так, как сейчас, было бы самой большой глупостью. Если я и прятала голову в песок до этого времени, надеясь на лучшее, сейчас эта поза была в прошлом.
Все же набрав номер мужа и получив заверения, что он скоро подъедет, я вернулась к себе в комнату и надела джинсы и футболку вместо потрепанного, но такого любимого домашнего костюма.
Еще у меня имелась дилемма, решение которой пока отсутствовало. А именно — беременность. Понятное дело, что скрывать я ее смогу лишь в ближайшие три-четыре месяца, а вот дальше придется так или иначе обсуждать с обоими братьями то, от чего у меня до сих пор волосы на затылке вставали дыбом. Их отцовство. И я даже представить не могла, к чему мог привести этот разговор.
Вздохнув и отложив эти мысли на потом, я направилась на кухню, чтобы посмотреть, имеется ли в холодильнике еда на тот случай, если Никита будет голоден.
Муж приехал через полчаса, и я сразу же поняла по его виду — что-то случилось. Не успела поздороваться с ним, как Ник привлек меня к себе, сжал руками и, уткнувшись в изгиб шеи, прошептал:
— Мне так тебя не хватает.
Я почувствовала, как сердце застучало быстрее, но мысленно одернула себя. То, что сотворили оба брата, пусть Никита был и меньше виноват в случившемся, не заслуживало прощения.
— Пойдем… я хочу многое с тобой обсудить, — проговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Высвободилась из рук мужа и направилась на кухню.
— Будешь чай? Кофе? — предложила Никите, когда он устроился за столом.
Выглядел муж каким-то… помятым, что ли. Словно не спал пару ночей подряд. Он помотал головой, сделал глубокий вдох и сказал:
— Начинай.
А у меня все слова куда-то подевались. Потому что одно дело придумывать, что скажу Никите при встрече, и совсем другое — оказаться с ним лицом к лицу на крошечной кухне.