— Ольга, ты опять ходила к Александру? — вопрошает он страшным голосом.
А я стою и не понимаю — почему маме нельзя ко мне ходить?..
— Я всего лишь заглянула на минутку, проверить, сделал ли он уроки, — отвечает мама.
Ее голос очень спокойный, но я отчего-то знаю — ей страшно.
— Для этого есть нянька! — гаркает отец так громко, что я вздрагиваю. — И для всего остального — тоже! Ты должна заниматься только Никитой!
— Но Алекс тоже мой сын! — неожиданно кричит мама. Я впервые слышу ее голос таким.
Это заставляет меня выглянуть из комнаты. И именно в этот момент отец заносит руку и бьет маму по лицу. Сильно. Так сильно, что мне кажется — ее голова сейчас просто отделится от тела и отлетит в сторону. И это безумно меня пугает.
— Дура! — орет он на маму. — Делай то, что тебе сказано, иначе сама знаешь, что будет!
Он снова замахивается на маму, и я больше не могу стоять на месте — бросаюсь вперед и хватаю его за ногу.
— Не смей трогать маму! — вырывается у меня отчаянно-злой вопль.
— Уйди прочь!
Отец взмахивает ногой, отбрасывая меня, как щенка. Я врезаюсь спиной в стену и падаю на пол. Это очень больно. Но мне страшно сейчас не за себя.
— Алекс, иди к себе! — мама быстро поднимает меня с пола. Не обнимает, не пытается успокоить, просто заталкивает обратно в комнату, закрывая дверь на ключ с обратной стороны.
Тьма накрывает меня с головой. И в этой тьме только я и мои бесполезные крики.
Я снова куда-то плыву. Сколько это будет еще продолжаться? Есть ли хоть какой-то выход из этой тьмы? И нужен ли он мне вообще?..
Кто-то касается моей руки. Не вижу, кто, но чувствую тепло, что исходит от этого человека. Перед глазами словно вспыхивает свет, заставляя тьму отступить. Он мучительно слепит, по-прежнему не давая ничего рассмотреть, но я чувствую — этому свету можно доверять. Я тянусь к нему, потому что откуда-то знаю — только в нем мое спасение.
— Он не пришел…
Я стараюсь говорить спокойно, но не так-то просто справиться с разочарованием, которое испытываю. Ладонь Лики ложится поверх моей ладони и она ободряюще ее сжимает.
— Может, просто опаздывает. Ты говорил, что твой брат очень занят.
Я качаю головой, с твердым ощущением безысходности:
— Нет, родная. Он просто не посчитал нужным прийти.
Мы сидим за столиком ресторана, где я назначил брату встречу, чтобы познакомить его со своей невестой. Наивный дурак! Давно следовало понять — Ник такой же, как и они. Он просто не хочет меня знать.
— Мне так стыдно перед тобой, — произношу негромко. — Я надеялся, что смогу познакомить тебя хоть с кем-то из своей семьи.
Мотаю головой, словно отмахиваюсь от собственной глупости.
— Ты же знаешь, что для меня это неважно, — говорит Лика, придвигаясь ко мне ближе. — Я ведь за тебя замуж выхожу, а не за твою семью. Зато мы можем быть уверены, что твои родственники не станут вмешиваться в нашу жизнь.
Я невесело хмыкаю в ответ:
— Да уж, можно считать, что ты выходишь замуж за сироту.
— Я выхожу замуж за самого лучшего мужчину, — улыбается она и я не могу отвести глаз от ее лица.
Порой просто не верится, что мне вдруг так повезло и эта девушка меня выбрала. После всех лет, когда казалось, что я какой-то не такой, будто бы бракованный, раз они не любят меня, так сложно привыкнуть к мысли, что я по-настоящему кому-то нужен. Такой, как есть. Без условий и без надежды получить что-то большее, чем я сам.
— Я люблю тебя… — шепчу сдавленно и касаюсь губами ее ладони. Лика значит для меня так много, что мне вдруг становится страшно от мысли, что я могу ее потерять.
— Пойдем отсюда, — говорю, поднимаясь из-за стола. — У меня есть ты, и больше мне никто не нужен.
Что-то душит меня. Что-то огромное, страшное и непоправимое. Я снова пытаюсь закричать, хоть и знаю, что это бесполезно. Мотаю головой в разные стороны, словно так можно отбиться от того, что на меня надвигается. Но оно неизбежно. Оно приближается, готовясь раздавить меня, прижать ко дну и не отпускать. Ни на том, ни на этом свете.
Едва войдя в нашу с Ликой съемную квартиру, я сразу понимаю — что-то не так. Лика дома — это становится ясно по стоящей в прихожей обуви. Но в самом доме стоит неестественная гробовая тишина.
Пытаюсь успокоить себя тем, что она наверняка просто уснула. Тихо, крадучись, прохожу в спальню и застываю от ужаса на пороге. Лика сидит на кровати, не издавая ни звука. Только бесшумно раскачивается из стороны в сторону.
— Милая… — выталкиваю из себя с трудом короткое слово.
Она вскидывает голову. Скорее чувствую, чем вижу — в ее глазах застыл ужас. Это вынуждает меня шагнуть ближе, чтобы притянуть ее к себе. Чтобы защитить, что бы ее ни напугало. Ведь я сделаю для нее все на свете.
— Нет! — вдруг выкрикивает она, вырываясь из моих объятий. — Не трогай меня!
Я замираю на месте, четко сознавая — ужасное уже случилось. Я уже не смог ее уберечь.
— Лика, что произошло?
Ответом мне становится судорожный всхлип. Она даже не плачет — скорее воет, как раненый зверь. А я стою и не знаю, что делать.
— Он меня изнасиловал! — наконец прорываются сквозь рыдания страшные слова.
— Кто он? — спрашиваю, едва шевеля помертвевшими губами, хотя уже знаю ответ.
— Никита! — звучит ее голос, как приговор. И дальше слова льются несдерживаемым потоком — хлесткие, пугающие, больно бьющие наотмашь.
— Я села к нему в машину… подумала сначала в темноте, что это ты… но быстро поняла, что нет… хотела уйти… он заблокировал двери… мы заехали в переулок… он остановился… вышел из машины… я хотела бежать, но он… задрал на мне юбку и…
Я не выдерживаю. Резко бью по переключателю, заставляя вспыхнуть свет. Увиденное ужасает — Лика сидит на постели совсем голая, а по всему ее телу, как уродливая роспись — ссадины и синяки. Лицо, словно потерявшее все краски, стало почти неузнаваемо.
— Я его убью, — говорю ледяным тоном, а внутри — адское пожарище. Оно выжигает мои внутренности, превращая душу в пепел.
— Нет! — Лика вскакивает с постели, цепляется изуродованными руками за рубашку. — Обещай мне! Мы никому не должны говорить! Ты сам знаешь, что он все равно останется безнаказанным! А мы… — ее голос резко падает до шепота, — мы и сами с этим справимся. Ведь справимся же, правда?
Она спрашивает меня отчаянно, но в ее глазах я вижу — Лика и сама в это не верит.
Я прижимаю ее к себе и аккуратно укладываю обратно на кровать. На едва гнущихся ногах прохожу на кухню, чтобы найти какое-то успокоительное и заставить ее выпить.
А после, когда она наконец засыпает, еду в дом, где имел несчастье родиться.
Я не пытаюсь скрываться — меня сейчас не остановит ни бог, ни черт. Громко, со всей пожирающей меня яростью, пинаю ненавистную дверь спальни своего близнеца, а когда он наконец открывает — бью в это красивое лицо без лишних слов.
— Какого черта?! — взвизгивает он, как свинья, которая понимает, что ее сейчас зарежут, и пытается отползти. Наверняка ожидает, что мамочка или папочка прибегут ему на помощь. Но сейчас его не способно спасти от меня ничто!
— У тебя было абсолютно все! — поднимаю его рывком и встряхиваю, заставляя смотреть мне в лицо. — С самого рождения тебе принадлежало все, чего ты хотел! — я остервенело бью Ника головой о стену и, прерывисто дыша, склоняюсь над ним, выплевывая наружу слова. — Все! Но ты захотел отнять то единственное, что было моим!
Перед глазами встает Лика — истерзанная, надломленная. Картина, которую я никогда не забуду. Никогда не прощу.
Я снова приподнимаю Ника над полом и заношу кулак, желая превратить его ненавистную рожу в кровавое месиво.
И чувствую, как мой кулак проваливается в темноту, а вместе с ним — и я. Океан смыкается над моей головой, утягивает на дно.
Но впервые за все прошедшее время во мне кипит желание бороться с этой тьмой. Только бы еще раз увидеть свет…