— Это не просто фирма! — прогремел он в ответ. — Это — традиции! Это — преемственность поколений! Дело наших предков! Все то, что ты, жалкий мальчишка, никогда не уважал!
— И не буду, — выплюнул с отвращением я. — Потому что все это — фикция. Потому что ты сам превратил семейное дело черт знает во что! И при этом даже не замечал, что творится у тебя прямо под носом!
— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался он грозно. Но это давно не впечатляло.
Я с презрением покачал головой, устало усмехнувшись:
— Так вот вторая новость, папочка, в том, что от твоей фирмы остались только рожки да ножки. Твой драгоценный старший сын давно пустил ее под оплату своих долгов, а тебе показывал поддельные отчеты. У тебя больше нет фирмы, Виктор Сергеевич.
— Ты лжешь!
— А смысл? — передернул я плечами. — Ты сам во всем убедишься и очень скоро. Например, когда к тебе придут, чтобы все конфисковать.
Он пошатнулся. Отступил на шаг, потом второй. И все так же, неверной походкой, вышел из моего кабинета. И, как я надеялся — из моей жизни. Отныне и насовсем.
Я видел, что сказанное мной его сломило. Буквально уничтожило. Но не испытывал от этого ни торжества, ни раскаяния.
Среди ночи меня разбудил телефонный звонок. Рядом тревожно зашевелилась Мира, но я кратко шепнул ей:
— Спи.
На экране смартфона отражался номер матери. Не возникало сомнений — произошло нечто серьезное.
— Алекс…
Ее голос звучал напряженно. И было в нем что-то еще — неясное, но странное. Нахмурившись, я коротко спросил:
— Что случилось?
— Алекс… — повторила она и, сделав вдох, словно ей требовалось набраться сил для следующих слов, добавила:
— Отец умер.
— Что?
Я сел в кровати. Меня обеспокоил даже не смысл ее слов, скорее… ее тон.
— Умер, — всхлипнула она, а потом странно рассмеялась:
— Он не хотел давать мне развод, а теперь… умер…
Меня охватило дурное предчувствие. Я осторожно уточнил:
— Мама, ты же не…
— Нет, конечно! — снова рассмеялась нервно она. — У него случился инфаркт.
Она что-то недоговаривала — я чувствовал это. Но давить на нее не стал. Просто сказал:
— Я скоро приеду.
— Не надо, — ответила она. — Я уже вызвала скорую, его увезли. Приезжайте с Мирой утром.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Ладно… тогда до встречи… мама.
Я завершил звонок и невидящим взглядом уставился в стену. Промелькнула странная мысль: в жизни все же бывает справедливость. Нет, я не испытывал ни чувства мстительности, ни удовлетворения, скорее констатировал это, как сторонний зритель.
И отец, и Ник сделали много плохого. Много того, за что я ненавидел их годами. За что хотел отомстить. Но теперь, когда их обоих уже не было, не чувствовал… ничего. Потому что все былое потеряло значение.
Я посмотрел на Миру и встретил взгляд ее огромных глаз, что пробрались мне в самую душу. Она взирала на меня с тревогой и когда наши взгляды пересеклись, спросила:
— Что случилось?
— Отца больше нет. Инфаркт, — коротко откликнулся я.
— О боже… — выдохнула она, придвигаясь ближе. Ее рука сочувственно коснулась моей. — Мне очень жаль…
— Все в порядке, — ответил, склоняясь к ней ближе. Полной грудью вдохнул аромат ее волос и понял, что теперь я — свободен. От всего. От прошлого, от мести, от ненужных воспоминаний. Свободен и… счастлив.
— Мира… — шепнул ей на ухо, отводя с него прядь волос.
— Ммм?
Сердце замерло, а затем совершило решительный скачок и я, следуя за ним, выдохнул:
— Я люблю тебя.
И это было единственное, что теперь имело для меня значение.
Эпилог. Мира
— Мама! Мамааа! — раздался крик Вики, и мы с Сашей, как по команде, повернули головы на звук.
Муж тут же всполошился. Подскочил с дивана, устремился навстречу дочери, выбегающей из столовой.
— Что случилось? — ужаснулся он, как делал всегда, когда Вика кричала что-то вроде «мама!» или «папа!».
— Бабушка снова заставляет меня есть эту ужасную фасоль! Она еще ни разу не готовила ее так, как это делает мистер… ой, месье Пауль! Но все равно заставляет!
— Я очень старалась! — следом за внучкой в гостиную вошла Ольга Станиславовна. — И я не заставляла… просто предложила.
Я фыркнула, не сдержав смеха. Все понятно. Воспитательный процесс во всей красе, причем не со стороны бабушки по отношению к внучке, а очень даже наоборот. Впрочем, Вика из всех умудрялась вить веревки, включая моего деда.
— Я буду есть фасоль только от месье Пауля! — заявила дочь и даже сложила руки на груди, говоря всем своим видом, что в этом вопросе останется непреклонной.
Мы со свекровью переглянулись. По ее скорбному виду я поняла, что придется принять участие в беседе. Тем более, что Саша нам с Ольгой Станиславовной был не помощник — когда случалось подобное, он делал вид, что его рядом нет.
В общем-то, Вика была совсем не капризной, даже наоборот, но только не тогда, когда вопросы касались еды.
— Идем, хочу посмотреть, что там за такая фасоль, — сказала я, поднявшись с дивана.
По правде говоря, в последние дни я чувствовала себя не слишком хорошо, но позволить себе сделать то, что хотелось, а именно — пойти наверх и поваляться в постели — не могла. Сегодняшним вечером нас всех ожидало особенное событие. Мы с Ольгой Станиславовной открывали пятый и самый большой наш ресторан.
— Ладно, — согласилась Вика, и мы все втроем удалились в столовую к облегчению Саши, которое было написано на его лице и которое он даже не пытался скрыть.
— Ну? И что тебе здесь не нравится? — удивилась я, пробуя фасоль в прекрасном сливочном соусе. — Посолено прекрасно, а эти приправы! Кстати, что это? — обратилась я к свекрови.
— Я добавила немного муската, — разулыбалась она.
— Прекрасно, мне очень нравится! — похвалила Ольгу Станиславовну совершенно искренне.
Вика тоже взяла вилку и отправила в рот крохотный кусочек зеленого стручка. Прожевала с таким видом, словно вот-вот должна была изречь ту истину, которую ждала вся вселенная, и кивнула.
— Пойдет, — сказала она. — Но у мистера Пауля лучше.
И это, надо сказать, был комплимент.
— Вот и хорошо, — кивнула я дочери. — А сейчас иди собирайся, скоро поедем на открытие ресторана. И там Пауль накормит тебя твоими любимыми мидиями. Только называй его месье, а не мистер, идет?
— Ой! — выдала Вика, зажав рот ладошкой, после чего умчалась из столовой.
Мы проводили ее взглядом, после чего свекровь сказала:
— Каждый раз, когда ей готовлю, сердце не на месте… что Викуся скажет? Как оценит?
Я тихо рассмеялась и покачала головой.
— Может, вам просто стоит быть с ней построже?
— Это вряд ли получится сделать, — вздохнула Ольга Станиславовна. — Не сработает. Вика выросла на блюдах высокой кухни.
Я пожала плечами и проговорила:
— Уверена, когда она повзрослеет, для нее не будет ничего вкуснее бабушкиной еды.
Свекровь же растянула губы в улыбке и озвучила очевидное:
— Когда она вырастет — станет шеф-поваром ресторана. Другого просто не может быть.
И я была с ней полностью согласна.
— Никак не могу понять, что со вкусом этой рыбы, — пожаловалась я Саше, когда мы сидели на террасе ресторана и ужинали в относительном одиночестве.
Относительном потому, что все столики кругом были забиты до отказа, а снующие официанты, кажется, управлялись с беспрестанно поступающими заказами только чудом.
— С ней все прекрасно, — заверил меня муж. Подцепил кусочек чудесного фарерского лосося, запеченного с соусом бешамель, отправил в рот и прикрыл глаза от удовольствия. — Да, определенно прекрасно, — добавил он.