В воскресенье (22) он объявил, что через два дня едет в свой дом. В этот день за обедом я была очень грустна и почти не ела так, что это заметили (Тум. и М-ме). Мне было скучно в этот день особенно потому, что я чувствовала своё одиночество. М-ме Мир. с А… Тум. и прочими были на конц[ерте], а мне не сказали, что пойдут, хотя я прежде высказывала желание быть в концерте. «Чёрт с ними, – подумала я и после обеда заговорила с Англич[анином]. Я его спросила о Д.– Ст. Милле. *) Он с большой живостью отозвался на мой вызов говорить. Алхазов вмешался в наш разговор. Я стала им рассказывать, что в библиотеке есть один молодой человек, который со мной заговаривает, что он показал мне в своей книге трактат философа какого-то про любовь и спрашивал моего мнения, что мне доставило много смеха. В этой статье автор говорит, что человек рождён думать, но этого недостаточно для полного развития, нужно испытать страсть, любовь и самолюбие.
Алх[азов] и Анг[личанин] очень этому смеялись. Алхазов заметил, что молодой человек должно быть очень молод. Они меня спросили, что я ответила. Я сказала, что нашла эти идеи средневековыми, что любовь и самолюбие могут быть, но смешно их обрабатывать, когда у нас так много дела, так необходимого, что куда нам такая роскошь, когда мы нужда емся в хлебе, умираем с голода, а если едим, то должны защищать эти права миллионами солдат и жандармов и прочая. Я говорила с большим жаром, в комнате было много народа и, между прочим, Уильям, **) который сидел подле Англ[ичанина] и иногда с ним перекидывался словами. «Этот молодой человек, – сказал мне Анг[личанин], указывая на Уиль[яма], – заметил, что мы говорим с симпатией».
– Может быть, – сказала я. – Может быть, – гов[орил] он, – а молодой человек (в библиотеке)?
– Что, – сказала я в припадке веселости, – я не монополист.
И мы очень хохотали, мой дерзкий ответ видимо понравился Анг[личанину].
Он возобновил разг[овор] о молодом человеке и сказал, что это смешно, но лично, может быть, очень интересно. Потом он сказал, что молод[ой] челов[ек] может быть заинтересован лично в любви и самолюбии. Я сказала, что не имею права этого думать. Вдруг Ан[гличанин] мне говорит, что он в продолжение года постарается мне [по]лучше объяснить своё мнение о любви… и амбиции. Я посмотрела на него с изумлением, М-ме сидела недалеко.
*) Д. Стюарт Милль, знаменитый английский мыслитель и экономист (1806–1873). Его «Политическая экономия» пользовалась у нас тогда особенной популярностью, благодаря, главным образом, обширным примечаниям Чернышевского, сделанным к первой книге русского перевода.
**) Уильям – по всей вероятности, один из близких знакомых Герцена по Лондону. В письме Герцена к дочерям (от 17 августа 1863 г., см. «Герцен», том XVI, стр. 464). Уильям упоминается в таком контексте: «Вся банда: Стансфильд, Ашерст, Уильям… в Италии». Стансфильд – лорд Адмиралтейства в либеральном министерстве Пальмерстона, друг итальянских революционеров Мадзини и Гарибальди; Ашерст – адвокат того же кружка Мадзини.
– Т.-е. в продолжение года я надеюсь лучше говорить по-французски, – сказал он.
На другой день за завтраком при встрече со мной он был суров. Мар. спросил, где его квар[тира] в Лонд[оне], что он поедет в Англию в январе и зайдёт к нему.
– Вы приедете, в Пар[иж] в ян[варе]? – спросила М-ме.
– С’еst рrobablе! – ответил холодно Ан[гличанин]. После обеда я, по обыкновению, прошла в залу, куда и он скоро явился; несколько времени мы сидели вдвоём; он был угрюм и молчал.
На следующее утро (сегодня) М-те его спросила:
– Вы завтра едете, М-еur?
– Не знаю, – сказал он – это ещё неизвестно.
Я почувствовала сильное желание расхохотаться и отодвинулась к спинке стула, таким
образом спряталась от глаз Анг[личанина]. Однако мне было любопытно, что после всего этого от него будет, но ничего ещё не было.
А люблю-то я все-таки С[альвадора].
5 декабря, суббота.
Вчера была в кафе Rotond, где встретила и познакомилась с молодым медиком*), голландским подданным, которого, впрочем, можно считать русским: он говорит и думает по-русски; родился и воспитывался в России и России хочет служить. Сегодня он у меня был, и мы долго говорили. Странный человек! Когда я сказала к чему-то, что в данном случае люди унизились бы до степени животных, он сказал: «так вы аристократка!» и потом доказывал, что животные умнее людей, ибо они умеют держать себя с людьми и понимают их, но что человек в обществе животных гораздо более невежда, что лошадей он считает святыми, а в природе уважает только нервы, которых расстраивать в животных без причин не позволит себе, что религия очень хорошее средство против подлецов. Он возражал на моё желание ехать в Америку, что там ничего нет хорошего, что змей можно видеть в Jardins des Plantes, что гораздо удобнее, ибо они за решёткой.