Выбрать главу

– Это у вас польская книга или греческая? Вы ведь иностранка? – непременно меня спрашивают.

– Не польская и не греческая, – говорю я, не поднимая глаз и краснея от злости и не желая сказать мою нацию, чтобы этим ещё более не возбудить внимание.

– Ну, так какая же?

8 марта, вторник.

Скука одолевает до последней край[ности]. Погода прекрасная, из окна моего пятого этажа чудесный вид, и я сижу в моей комнате, как зверь в клетке. Ни английские глаголы, ни испанские переводы, – ничто не помогает заглушить чувство тоски. И уже чаем хотела себя потешить, да нет, что-то плохо помогает.

17 марта.

Вчера была у Мачт. У него очень изящная квартира и большая библиотека из книг шведских, англ[ийских], фр[анцузских], рус[ских], полный комфорт. Он сидит перед камином и пописывает. Какая пошлая жизнь! А между тем, сколько я знаю молодых людей, которые трудятся, чтобы добиться такой жизни. Сколько сил, убеждений жертвуется для приобретения такой библиотеки и таких картин!

2 апреля.

Назойливая тоска не оставляет меня в покое. Странное давящее чувство овладевает мной, когда я смотрю с бельведера на город. Мысль потеряться в этой толпе наводит какой-то ужас.

3 апреля.

Вчера зашла в лавку; там никого нет; через несколько минут входит с улицы хозяин красный… (два следующие слова неразборчивы) в грязной блузе, с торчащим из носа табаком и немного подкутивши.

– Я заставил вас ждать, m-еllе, сказал он, надеюсь, что я имел в вас хорошего сторожа?

Продавая бумагу, он вздумал дать мне два листа роur rien.

– Вы очень великодушны, – сказала я ему.

– Нет такого великодушия, которое было бы достаточно велико по отношению к девице, – отвечал он.

Этот разговор происходил пресерьёзно.

На днях проходила я вечером улицу Меdecin. На углу Севаст. бульвара стояло несколько молодых людей и между ними хорошенькая молодая женщина с пышной тщательной прической и открытой головой. «Dites donc» – говорила она капризным

*) «Письма из Франции» – сочинение Герцена: «Письма из Франции и Италии», печатавшиеся в 10-й и 11-й книгах «Современника» за 1847 год.

голосом одному из молодых людей, положив руки ему на плечи. Эта картина врезалась мне очень ярко, и неизвестно, почему после этого я почувствовала облегчение от моих прежних страданий, какой-то свет озарил меня. Я ничего не знаю отвратительнее этих женщин. Я видела женщин с резкими жестами, наглым выражением лиц, и они для меня сноснее.

17 апреля.

На днях я познакомилась с двумя личностями: с Евген[ией] Тур*) и Мар[ко] Вовчок.**) Евгения Тур услыхала обо мне от Корам, и просила её меня прислать. С первого раза она совершенно очаровала меня. Живая, страстная – она произвела на меня сильное впечатление. И при всём уме и образовании какая простота. При ней я не чувствовала той стеснённости и натяжки, которая обыкновенно бывает при первом знакомстве, даже с людьми очень образованными и гуманными. Я говорила с ней, точно говорила с моей матерью. Мы плакали и целовались, когда она рассказ[ывала] мне о польских делах. С пер[вого] раза она пригласила меня жить

вместе (она живёт с сыном) ***), обещала давать мне уроки франц[узского] и анг[лийского] языка и говорить всегда по-французски. Потом на лето пригласила гостить на дачу к своему другу и очень жале[ла], что прежде со мной не была знакома. Через день она ко мне пришла с своими приятелями, и мы в 5-м отправились на кладбище. Дорогой Лугинин, ****) сидевший против меня, (которого мне особенно пред[ставляла] гр[афиня], и сказала ему: когда пойдёте куда гулять, то заходите за М-llе Сусловой), старался меня занимать, но я слушала графиню, которая говорила с др[угим] господином… Она не любит уступок. Я удивлялась её энергии.

– Если в 20 лет, – говорила она о каком-то господине, – он мирится, когда я, которая столько жила, и в 40 лет у меня есть ещё сила ненавидеть, – что с ним будет в 30 лет! – Он будет шпионом.

Потом господин, с которым она говорила, ей сказал, что консервативные идеи также имеют право существовать. «Вот то, о чём я много спорила – сказала она с жаром. – Действительно имеют право существовать, но не так, как у нас. Есть, напр[имер],

*) Салиас де-Турнемир, Елизавета Васильевна, рожденная Сухово-Кобылина (1815—1892), известная под псевдонимом Евгении Тур. Среди её близких друзей – Грановский, Тургенев; известный исторический романист гр. Салиас – её родной сын, а автор «Свадьбы Кречинского» Сухово-Кобылин – родной брат её. В 1849 г. она выступила в «Современнике» Некрасова с повестью «Ошибка», имевшей огромный успех, как и роман её «Племянница», напечатанный в следующем году в том же «Современнике».