Он хотел большего, но я не допускала, и он увидел свою ошибку. Я сказала, что я еду. Моя поездка отложилась только до следующего дня, до четверга. Он пришёл на след[ующий] день, в среду и раскаивался и извинялся в том, что было. Он говорил, что не может любить, не создан для этого, что он не хочет, чтоб обстоятельства или чувства управляли его жизнью и пр., пр.
Я ещё отложила на день поездку, до пятницы; в четверг ждала граф[иню], которая обещала меня проводить. В этот день утром я была у ней. На прощанье она стала мне дружески, матерински давать советы. Усталая от чужих людей, желающих употребить меня всякий в свою пользу, я была глубоко тронута. «Не забывайте Бога, Полинька, – говорила она. – Это нас подкрепит, без этого плохо. Видите, куда без этого идут люди…». Я не выдержала, упала перед ней на колени и громко зарыдала. Она даже испугалась, хотела мне достать воды. «Нет, нет, – сказала я, – оставьте, мне хорошо так». И я рыдала на её груди и целовала её руки.
– Я слишком несчастлива, – сказала я ей.
– Полинька, – ответила она. – Кто же не несчастлив, спросите, есть ли хоть одна женщина счастливая из тех, которые любили.
В четверг она пришла ко мне, и у нас было опять прощание, которое меня до того расстроило, что я сделалась больна и принуждена была на день ещё отложить поездку.
Вечером, в четверг, он пришёл. У меня был Усов. Усов не уходил, и он должен был уйти, не видав меня наедине.
– Я ещё с вами не прощаюсь, – сказал он, уходя, – завтра надеюсь вас видеть.
– Я не знаю, застанете ли вы меня, – сказала я ему довольно холодно.
– Но уж я как-нибудь постараюсь застать, – сказал он довольно настойчиво.
Он пришёл на следующий день вечером. Я была рада и не скрывала этого. Я весело с ним поздоровалась и просила садиться, думая, что он сядет не на стул, а подле. Я сидела на краю дивана, другая сторона которого была заставлена столом. Он просил меня подвинуться на диване и дать ему место подле себя. Я это сделала. Он взял мои руки, я сказала, что ещё не знаю, поеду ли завтра, потому что всё ещё больна. Он советовал остаться. Я сказала, что буду жить в Спа, ждать денег. Он спросил, отчего не в Париже. Подали чай. Я беспечно предлагала ему. Он хотел было – пожалуй, давайте разыгрывать холодных героев, – сказал он.
– Что ж руки ломать, – возразила я.
Он был задет этой сдержанностью. Я одна выпила чашку. Он что-то заговорил.
– Послушайте, – начала я. – Зачем вы мне тогда, как я была печальна, выражали готовность помочь и всё сделать, поправить, если можно.
– Я и готов был сделать всё.
– Что ж вы сделали?
– Я думал помочь вам сочувствием, пониманием.
– Я у вас милостыни не просила!
– Боже мой, какие вы говорите ужасные слова!
– Я заходил настолько, насколько любил и чувствовал, но я очень ошибся, я думал помочь вам и сделал хуже. Я думал, что меня будут любить, ничего за это с меня не требуя, будут любить так, как я хочу: сегодня я хочу так, – пусть будет так, а завтра иначе, – и пусть будет иначе; в любви всегда так. Одни любят, другие любимы.
Но какие все люди эгоисты, всякий любит для самого себя, я думал, что в вас что-то было для меня, и ошибся.
– Зачем вы так далеко заходили, если не любили?
Я была поражена. Он хотел взять меня за руки, но я не дала.
– Оставьте меня, – сказала я, – сядьте подальше, уйдите.
– Что это значит, – сказал он, отчего, когда вы меня любили прежде? я ничем не изменился.
– Вы говорите ужасные вещи.
– Что же такое я вам сказал?
– Подходить так к женщине, которую не любишь.
– О, боже мой, ведь это всё условные слова, сколько раз другой на моём месте сказал бы, что любит. Вы мне нравитесь очень во многих отношениях и нельзя ненавидеть людей, которые нас любят.
– Уйдите, уйдите, – говорила я.
– Отчего? Что я сказал такого ужасного? – И он приставал с этими вопросами, но я ничего не могла сказать. Я отвернулась, ушла в сторону, он оправдывался. Мне было тяжело, мне хотелось оправдать его.
– Боже мой, что это такое, – сказала я, или я больна, или мне хочется себя обмануть. Я стремительно взяла его за руки и зарыдала.
– Обнимите меня крепче, – сказала ему, – и потом пойдите.
Мне хотелось на одну минуту забыться, думать, что он меня любит.
– Я к вам приду завтра? – спросил он.
– Нет, не *) Запись от 29 июня предшествует записи от 27 июля – так в тексте.