– Поздно! – повторил Лосницкий машинально, и у него потемнело в глазах, несколько времени он не говорил ни слова.
– Анна, – начал он после долгого и тяжёлого молчания, – мне нужно всё знать, говори всё, если не хочешь меня убить.
– Да, да, ты прав, – сказала она, поражённая его печалью и каким-то внутренним недоумением, – нужно обо всём с тобой говорить и как можно скорей, только не здесь, тут моя тётка может войти. Поедем к тебе, где ты остановился.
И, не ожидая его ответа, она вышла и через несколько минут возвратилась в шляпке и мантилье. Они вышли из дома. Карета, в которой приехал Лосницкий, стояла у подъезда, они сели в неё и отправились. Дорога была довольно длинная, и шла по большим улицам. Лосницкий и Анна всё время молчали. Молодая женщина неподвижно смотрела в окно и не выпускала его руки, лицо её было бледно, но спокойно и серьёзно. Прислонясь к углу кареты, Лосницкий, сидел как убитый, но временами он вздрагивал и судорожно жал руку Анны. Так прошло с полчаса, наконец, приехали. Лосницкий вышел из кареты, взял под руку свою спутницу и повел её через подъезд гостиницы. Встретившийся им в коридоре слуга осклабился было при виде хорошенькой женщины, но, взглянув на их лица, поспешно свернул с дороги и юркнул в свою конуру. Лосницкий и Анна вошли в номер. Анна хотела что-то говорить, но Лосницкий прервал её.
– Я тебя потерял! – воскликнул он и, упав к её ногам, громко зарыдал.
Молодая женщина кротко и грустно его успокаивала, но долго его болезненные рыдания сокрушали её тихие речи, надрывая сердце обоих.
– Ну, рассказывай теперь, – говорил он после первых припадков печали, сидя с ней рядом на диване и с выражением бесконечной, почти отеческой нежности смотря на её печальное и строгое лицо.
– Что рассказывать, – проговорила она тихо, – люблю другого, вот и всё. – Он судорожно рассмеялся.
– А я-то, какой глупец, представь себе, мой ангел, спешил-то как, думал здесь с тобой святки провести, веселиться, – право. Вот ведь судьба-то. – Он снова засмеялся, но через минуту сознание горя возвратилось во всей силе. Лосницкий вздохнул и опустил руку Анны.
– Давно? – спросил он после короткого молчания.
– Недавно… неожиданно, мы знакомы с самого моего приезда, но я не думала… Я всё тебя ждала, – проговорила она живо, к нёму обернувшись, и на лице её мелькнуло выражение грустной иронии. – Только с тех пор, как он сказал, что меня любит, я потеряла голову.
– Кто он? Ты об нём всё писала мне?
– Мой учитель пения.
– Этот итальянец?
– Да.
– Что ж он – молод, умён, красив?
– Зачем об этом спрашивать? – сказала молодая женщина, и щеки её вспыхнули.
– Отчего ж, – сказал он улыбаясь. Несколько мгновений прошло в молчании. Лосницкий рассматривал Анну с каким-то наивным, почти ребяческим любопытством, отыскивая в ней следы прошлого. Она всё та же, даже прическа и платье прежние, нового он заметил только кольцо на руке и невольно обратил внимание. «Это он подарил», – подумал Лосницкий, и не спрашивал, а только взглянул на неё. Она поняла его мысль и покраснела.
– Ты очень любишь его, Анна? – спросил он.
– Да, – проговорила она задумчиво.
– Я это знал, иначе и быть не могло, я только так спросил… Ты отдалась ему, Анна? Он бывает у тебя каждый день?
Молодая женщина быстро подняла голову и щеки её покрылись красными пятнами, глаза блеснули из-под нахмуренных бровей, вся её фигура мгновенно и резко изменилась под влиянием гнева.
– Молчи, – прошептала она отрывисто.
– Анна, – заговорил [он] с жаром, схватив её руку, – ты не можешь меня подозревать в дурной мысли, потому что я любил тебя свято и бесконечно; ты знаешь, что помимо страсти моей к тебе ты мне дорога как друг единственный, как дочь, и счастье твоё для меня – прежде всего.
Он говорил искренно, она это знала и с чувством пожала его руку.
– Ты ведь счастлива, Анна?
Она не ответила, точно не слыхала вопроса, только мускулы её лица слегка вздрогнули.
– Неужели нет? О, Анна, да возможно ли это! Говори мне ради бога, мне нужно это знать.
– Не знаю, – проговорила она, с трудом пересилив волнение, – мне кажется, что он мало меня любит.
– Не любит! – с негодованием воскликнул Лосницкий. – Не любит, а добивался любви! Он с отчаянием схватил себя за голову и забегал по комнате.
– Слушай, Анна, – заговорил он почти вне себя от волнения, – ведь ты всё такая же свободная, как была всегда, и с ним, ты не любишь его, как раба? Нет, это невозможно, зачем спрашивать. И как же ты так безвозвратно увлеклась? Он, верно, говорить хорошо умеет? Он горд и дерзок?
Анна как-то странно улыбнулась.