Екатерина мчалась что было духу, боясь, что ее вот-вот схватят за воротник, собьют с ног пинком или – еще хуже – что ее бег остановит пуля. Осмелится ли этот человек выстрелить в центре города?.. Почему бы нет, если у него глушитель. Как далеко он готов зайти, чтобы вернуть похищенные ею данные? И тут ее осенило. Снова налево, к торговому центру «Палеет», где с самого открытия всегда полно местных и туристов. Уйма магазинчиков на двух этажах – идеальное место, чтобы спрятаться. Еще каких-то сто метров. Ей захотелось оглянуться, но она удержалась. Опыт побегов научил ее не поддаваться этому искушению. Обернуться – значит замедлиться, это будет стоить нескольких решающих секунд, и к тому же такую ошибку она уже совершила, когда чуть было не упала.
Екатерина испустила короткий резкий крик, как делают борцы, чтобы исторгнуть воздух из легких и затем получить больше кислорода. Впереди показались двери «Палеет». Если преследователь ее не подстрелит, она сможет бороться, осыпать его ударами, звать на помощь – она выдохлась, но не исчерпала все возможности.
Она ворвалась в торговый центр и бросилась вверх по ступеням эскалатора, на второй этаж, расталкивая всех на своем пути. Легкие горели. Ей пришлось остановиться, чтобы сердцебиение замедлилось.
Прислонившись к балюстраде второго этажа, Екатерина взглянула вниз. На короткое мгновение ей показалось, что она оторвалась от приспешника Барона, но тут он появился в зале.
Он что-то говорил охраннику. Тот кивнул и взял рацию. По-видимому, телохранитель сумел убедить его обратиться в службу безопасности, чтобы ее отследили по камерам наблюдения. Пора заканчивать эту игру в кошки-мышки. Мужчина поднял глаза. Она ответила ему полным страха взглядом и нырнула в ближайший магазин одежды. Он наверняка бросится за ней, должно быть, уже поднимается по эскалатору. Екатерина схватила шикарный платок: 300 евро. Кто может выложить такую сумму за кусок ткани? Точно не она, с ее-то зарплатой преподавательницы. Зажав в руке платок, она ждала. Стоило телохранителю войти в магазин, как она шагнула ему навстречу и прижалась к нему. Он был явно удивлен, но вцепился в ее руку.
– Может, поговорим как взрослые люди и не будем распускать руки?
Ошарашенный мужчина молча уставился на нее. Екатерина воспользовалась его смятением, запихнув платок в карман его пиджака и яростно пнув в голень, вынуждая ослабить хватку. И бросилась бежать. Телохранитель устремился за ней, рамка на входе в магазин немедленно засигналила. Мужчину перехватил охранник магазина, и Екатерина выскочила из торгового центра с большим отрывом.
– Ублюдок! – буркнула она, растирая больную руку.
Однако партия не была окончена. Оказавшись на улице, Екатерина из последних сил устремилась к трамвайной остановке. Заскочила в готовый тронуться трамвай все еще в шоковом состоянии. Ноги больше ее не держали, дыхание перехватывало. Она рухнула на сиденье. Трамвай, легонько подрагивая, покатился по рельсам. В кармане завибрировал телефон. Екатерина вытащила его трясущейся рукой, чтобы прочесть появившееся на экране сообщение:
Концерт начинается через час.
Матео намекал на партитуру, которую она получила вчера. По счастливой случайности Екатерина села в трамвай № 19, следовавший вдоль побережья мимо острова Малмойя, до остановки «Ябру» – места встречи, указанного Матео.
– Как мне найти нужный ряд? – набрала она.
– Я подам знак, до скорого.
Трамвай ехал неторопливо; дорога до «Ябру» должна была занять двадцать минут. Устремив взгляд на море, Екатерина с беспокойством думала о том, как Матео ее узнает, – и не только об этом. Не дежурил ли он у «Театральной кофейни»? Не стал ли он свидетелем ее панического бегства? И зачем он вообще приехал в Осло? Не связано ли это с исчезновением Майи? Кстати, что он хотел сказать, написав, что «Майя не отвечает»? Не задержали ли ее? Или она решила выйти из «Группы»?
Тем временем трамвай добрался до остановки «Больница». Чтобы прогнать дурные воспоминания, Екатерина взглянула на часы и стала ждать, когда трамвай снова тронется. Со дня смерти матери прошло два года. По странной прихоти судьбы именно ей пришлось закрыть глаза женщине, не хотевшей ее появления на свет. Последние слова той были «Какая бессмыслица». Бессмыслица, которую дочь отказалась сделать характеристикой своей жизни.