Он взял вилку и поднес ко рту кусок темной яичной массы. Да, хруст получился что надо!
Можно было бы и поперхнуться скорлупой, но Дэн вовремя скрыл недоразумение. Во всяком случае, так ему показалось.
– Не так плохо, Ангел.
Впрочем, не так уж она глупа. Глаза у нее увлажнились, в них появилось отчаяние.
– Мне так жаль… Простите меня. Мне нужно ненадолго на свежий воздух.
– Ангел!
Она не ответила. Она уже вышла из кухни.
– Подожди же секунду.
Распрямив плечи, она лишь ускорила шаг и вышла на тропинку. Сосновая хвоя зашуршала под ногами. Дэн догнал ее и прижал к ближайшей сосне.
– Стой.
Это слово прозвучало по-полицейски решительно.
Только тогда она остановилась. По щекам текли слезы.
– Зачем?
У него сжималось сердце, когда он смотрел на нее, страдающую, с горящими щеками, с опущенными руками. Давно он не видел плачущей женщины, – если не считать несчастных беглянок, пойманных и ожидающих решения своей судьбы.
Даже в детстве слезы были для него диковиной. В доме его приемных родителей плакать не полагалось. Выплакаться – в случае необходимости – можно было разве что ночью, в постели. И беззвучно.
Он смахнул слезы с ее щек.
– Ангел, яйца – это же ерунда.
– Для меня – нет.
– Да всем случается споткнуться.
– Даже вам?
– Постоянно.
Она опустила глаза.
– Я же не только о завтраке.
Дэн взял ее за подбородок и приподнял ей голову.
– Тогда что же?
Сквозь ветки сосны солнце освещало ей лицо, бросая на него светлые пятна. И она ответила:
– Моя память. Дэн, я боюсь.
– Естественно.
– Мир сейчас кажется чересчур огромным. – В ее взгляде читалась мольба о понимании, об утешении, об ответах на ее вопросы – или обо всем сразу. – А если я никогда ничего не вспомню?
– Ангел, иди сюда.
Отбросив всякое благоразумие, он притянул ее к себе, крепко сжал и вдохнул ее свежий запах. Никогда он не относился к типу утешителей, но эта женщина нуждалась в утешении.
Она опустила голову ему на грудь, он осторожно гладил ее по спине, и она тяжело дышала при каждом его движении. Ему захотелось попросить ее не дышать так шумно, не прижиматься так, но вместо этого он зачем-то произнес глупейшее обещание:
– Мы еще узнаем, кто ты. Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.
Она подняла на него расширившиеся глаза.
– Ты обещаешь?
Дэну показалось, что его грудь вот-вот разорвется. Он не хочет быть в долгу у кого бы то ни было, не хочет ни за кого отвечать, никому покровительствовать, стараться ради кого-то.
Обещание? Да разве она понимает, о чем просит?
Нет, конечно.
Но она смотрит на него, приоткрыв рот, ждет, а он тщетно борется с силой, что внезапно поразила его. Его тянет узнать ее вкус, он почти готов сказать себе, что обретет покой. И никогда в жизни он не испытывал столь сильного желания.
Дэн опустил голову, но остановил себя, губы замерли в нескольких дюймах от ее рта. Желание боролось с демонами из прошлого.
Если он намерен помочь ей, защитить, тогда физический контакт неизбежен. Без каких-либо вопросов.
Она облизнула языком нижнюю губу и вскинула подбородок, приглашая в рай.
Он опять привлек ее к себе, зарылся лицом в ее волосы и прошептал:
– Обещаю.
Часы на стене конюшни пробили девять часов вечера, а они все не могли успокоиться. Ангел чувствовала интимность в том, как Дэн наблюдал за ее хлопотами в стойле, в том красноречивом молчании, что царило за ужином, в том жаре, что пронизывал ее, когда он находился рядом.
Ее мысли вернулись к единственному фрагменту прошлого, который уцелел в ее памяти. К тому мгновению под величественной, залитой солнцем сосной, где Дэн обнимал ее, а его губы были так близко, готовы были поцеловать ее. Но он ее так и не поцеловал.
Отчего? Остается только гадать. Оттого ли, что она утратила память? Или же из-за чего-то большего? Может, все дело в той боли и неутоленном желании, которые она читает в его глазах?
– Вот сено для его кормушки.
Ангел едва не выронила вилы на пол стойла Ранкона.
– Извини.
Озорной блеск мелькнул в глазах Дэна, когда он кивнул в сторону коня.
– Тебе не передо мной надо извиняться.
Она послала прекрасному жеребцу ослепительную улыбку.
– Прости меня, Ранкон.
Конь весело заржал и тряхнул головой. Ангел пододвинула к нему вечернюю порцию сена.
– Он тебя прощает, – отозвался Дэн, отводя коня в сторону. – На этот раз.
Теперь она не удержалась от смеха.
– Я так рада!
Затем Дэн расчесал гриву коня, и они с Ангелом вместе вернулись в дом, прогулявшись под звездным небом. Предсказанный Дэном холод уже наступил, поэтому, пока он разжигал огонь в маленькой уютной комнате, Ангел задалась вопросом: исполнится ли его другое, невысказанное предсказание?
Только ли камин будет согревать их ночью?
Когда она вошла в гостиную, Дэн уже застилал диван. Она не стала его отвлекать от этого занятия (впрочем, час был еще далеко не поздний) и остановилась около небольшой книжной полки возле камина. Детективы, детские книжки. Она замерла.
Сверху на полке лежал толстый том с пожелтевшими страницами – его явно немало читали. «Гроздья гнева».
Она взяла книгу в руки.
– Что это?
Он обернулся, прищурился.
– Похоже, книга.
– Сама знаю, что книга. – Хихикнув, она приблизилась к Дэну. – Это твоя?
Он отложил подушку и простыни, взял в руки книгу.
– Надо полагать.
Она уперла руки в бока.
– Почему я не могу получить простой ответ?
– Можно ответить: «Потому что»?
– Нет.
– Тогда – «такой уж я парень».
– Именно вот такой?
Он не стал отвечать, а только пробормотал, отвернувшись:
– Книга все-таки моя, договорились?
И вновь занялся постелью.
А она-то и не знала, что он за парень. Да, он выручил ее, позаботился о ней, накормил. Но вне этих стен – кто он? И почему не желает рассказать ей что-нибудь о себе?
– Дэн…
– Да?
– Откуда мне знать, что ты хороший парень, а не скверный?
Наступило молчание.
– Ну не знаешь, и что?
– А ты ведь и сам не знаешь?
Он посмотрел на нее через плечо: губы поджаты, в темных глазах настороженность.
– По-моему, я перелил уксуса в салат.
Под этим взглядом решимости у нее поубавилось, но она все еще была готова стоять до последнего.
– А мне кажется, в самый раз.
– Ангел, тебе не пора в кроватку?
Она обошла его и присела на край дивана.
– Пока нет.
– Ты сидишь на моем спальном месте.
– Ага. – Она погладила сиденье рядом с собой и тут же взмолилась о том, чтобы ее жест не показался Дэну чересчур вызывающим. – Может, почитаешь?
– Опять начинается?
– Ну почитай немножко. Вслух.
– Да нет же!
– Дэн, пожалуйста…
– Нет.
– Мне сейчас очень нужно отвлечься.
Глядя в эти влажные фиалковые глаза, Дэн чувствовал, как его брови сходятся у переносицы. Отвлечься? Она дразнит его? Он швырнул на диван подушку, которую сжимал в руке. Если Ангелу нужно отвлечься, он может предложить ей парочку других способов.
Но он не намерен давать уроки женщине, потерявшей память и подействовавшей на него так, как ни одна женщина со времен его первых дней в полицейской академии.
Он присел рядом с ней и взял из ее рук книгу. Чтение – бесконечно более эффективный способ поучить ее.
– Если ты кому-нибудь расскажешь…
Она улыбнулась.
– Да кому мне рассказывать?
– Я не шучу.
– Ладно, вот тебе крест.
Словно волк, высматривающий газель, Дэн следил, как ее пальцы, описывающие крест, дотронулись до одной груди, потом до второй. Голод охватил его, голод и волнующие вопросы. Какова на ощупь ее кожа? А манящая тяжесть ее груди? И что можно испытать, ощутив в ладони ее сосок?