Моя цель — записать биотоки, оборудовать генератор, вызывающий их искусственно, чтобы воздействовать на…
Итак, для чего? Человек и змея нужны друг другу. И нет ничего сколько-нибудь значительного, что заставляло бы их оставаться врагами.
Яд змеи для человека дороже золота, а достается он нам ценою жизни своих хозяев. Или нашей собственной.
Разве так всегда должно быть? Не поверю. Представьте себе иную картину: змея добровольно делится с нами ядом, отдает его ничтожными порциями, что для нее совершенно безвредно, и при этом остается на свободе (в неволе змеи не могут долго жить).
Змея — друг человека! Все это могут сделать биотоки. Я попытаюсь… (не дописано).
Пока что приходится бороться и со своими собственными нервами. Эксперимент требует многого. Иногда я очень неважно себя чувствую. Меня может не хватить, не буду скрывать от самого себя и от того, кто прочтет эти строки, если произойдет то, чего я боюсь.
А если никто не прочтет, мои эксперименты могут показаться просто… (не дописано). Чудаки открывали мир. Если кто-нибудь назовет меня одним из них… (опять нет конца фразы). Просто пусть знают цель и направление. Тогда мои эксперименты не пропадут. Не пропадут. Не пропадут (так и написал он — три раза).
И мой самый горячий привет тому, кто будет бороться дальше!
Дальше расписывался ход самого эксперимента. Аккуратно вычерченные таблицы, графики. Сила направления биотоков, поведение змеи. Снимки. С виду гюрза как гюрза. Пометки: «Есть генератор. Делаю первую попытку управления на расстоянии вместе с Э. (вот она — «Э»!). Управление из двух точек — хорошо. Из одной — неустойчиво. Нужно добиваться, чтобы из одной, иначе…»
На полях одной из страниц было написано:
«Змея все время находится в полусвободном состоянии, на биоцепи. В неволе гюрза живет очень мало. Я тороплюсь: ее дни, по-видимому, все равно сочтены».
А на последней исписанной странице:
«Гэха чувствует себя очень плохо. Попытаюсь…»
Что хотел попытаться сделать Кирус, зачем и куда он ездил, откуда возвращался, когда я встретил его, — никто уже не узнает.
А Гэха, оказывается, чувствовала себя не так уж плохо…
Сейчас, в кузове фургончика, я думал об увлеченности. Дома в свои репортажи, очерки я всегда вставлял это слово, будто бы произнося его с поднятым кверху большим пальцем. «Чудаки» заново открывали для меня мир. И увлеченность, оказывается, увлеченности рознь. Может быть, она сама по себе — только вроде как бы форма, а содержание? Увлеченные едут сейчас рядом со мной. Они вступают в бой со всевозможной энтропией для того, чтобы людям хоть немного легче жилось. Кирус… А Рустам, а Наташа, как бы ни относились они предубежденно друг к другу? А тот Арслан из милиции? А парень в черной тюбетейке, который в поезде так неуклюже старался погасить в себе страх перед наказанием?
«Служу и опаздываю…» — Когда нужно было, не опоздал и не испугался. Во вчерашнем номере местной областной газеты я видел его фотографию. «Мурад спасает товарища…» Товарищ не заметил притаившейся гюрзы, находился от нее уже в нескольких шагах, еще бы секунда — и… Мурад всегда побаивался змей, и все-таки, мгновенно оценив ситуацию, не раздумывая, бросился на гюрзу, отвлек ее, так сказать, гнев на себя. Мурад в больнице. Товарищи по подразделению дали ему для переливания свою кровь. «Не хочется сомневаться…» — заканчивала газета.
Хочется сомневаться. Та же увлеченность. Эмма — тоже увлеченный человек.
Ее вывели из себя слова, шутливо брошенные Кирусом: «В моем эксперименте ты, вероятно, пройдешь как соучастница». Разозлили «вероятно» и «соучастница». Еще неизвестно, кто больше дал эксперименту — она или Кирус… И вот он уехал, и она, хотя он ей это запрещал, упрямо решила действовать одна, сама. Проверить на свой страх и риск.
Эмма посылает сигналы. Змея покидает свое убежище. Эмма следит за ней из своей лаборатории по контрольному экрану. Сначала все идет хорошо. Но когда Эмма пытается вернуть Гэху на место, та отказывается повиноваться.
Вот где, оказалось, не обойтись без второй точки…
Остается теперь только вести змею дальше. И ползет «влюбленная гюрза» по улицам города, пугая влюбленные парочки на скамейках. Эмма приводит ее в подвал своей клиники, как раз, будто по иронии судьбы, в хранилище для сильных ядов, запирает там на биоцепь и не знает, что делать дальше.