В поместье лорда Стокли наверняка все будет гораздо сложнее. Кристабель хорошо представляла себе, какого рода женщины окажутся там: титулованные и утонченные леди, которые принимают у себя за обедом и с легкостью развлекают двадцать гостей, а утром, одетые по последней моде, встречают любовника в будуаре.
А у Кристабель даже не было никакого будуара, если не считать скромной гардеробной, единственным украшением которой были начатые, но незаконченные уродливые вышивки и немногочисленные сувениры — память о ее путешествиях.
Она умела заряжать ружье не хуже любого солдата, могла перевязать любую рану оборкой своей нижней юбки, рассказать неприличный анекдот о турецком гареме, но она понятия не имела о том, как надо развлекать двадцать или хотя бы двух гостей из высшего общества.
Но с другой стороны, возможно, это и не требуется от любовницы, а анекдоты на грани неприличных могут оказаться как раз кстати.
Оказавшись в гостиной, такой же элегантной, как сама леди Дрейкер, Кристабель начала лихорадочно соображать, как же начать светский разговор.
Но тут леди Дрейкер, не успев сесть, повернулась к ней с горящими глазами: — Леди Хавершем, вы просто обязаны рассказать нам, что происходит. Мой муж ничего не желает объяснять.
— Мой тоже, — подхватила леди Айверсли. — Что за страшные тайны обсуждали вы с Берном перед обедом?
— Я не могу об этом говорить. — Кристабель была застигнута врасплох столь неожиданными вопросами. — Это действительно очень большой секрет.
— Касающийся вас и Берна? — продолжала допытываться леди Дрейкер.
— Да. — Кристабель попыталась придать лицу непроницаемое выражение. Она выпрямила спину и чопорно сложила руки на коленях, как это делали в ее присутствии знатные леди. — Больше я ничего не могу вам сообщить.
— Он помогает вам разобраться с наследством? — не успокаивалась леди Айверсли. — Или это касается долга вашего мужа?
Похоже, попытка Кристабель изобразить из себя важную маркизу не произвела на дам никакого впечатления. Они твердо решили докопаться до истины. Возможно, стоит рассказать им хоть немного, и тогда они отстанут.
— Перед смертью мой муж полностью выплатил свой долг мистеру Берну. Все, что я могу открыть вам, — это то, что мы с мистером Берном заняты сейчас весьма деликатным… деловым предприятием. И больше я действительно не могу сказать об этом ни слова.
— Деловым предприятием? — Леди Дрейкер смотрела на Кристабель скептически. — И при этом он раздевает вас глазами, собирается везти на прогулку и обсуждает афродизиаки.
— Афродизиаки?
— Продукты, усиливающие любовный аппетит, — пояснила леди Айверсли.
— О! — только и смогла произнести покрасневшая от смущения Кристабель.
— Все это предметы гораздо более интимного свойства, чем те, которые объединяют деловых партнеров, — закончила леди Дрейкер.
— Тем не менее я не могу сказать вам ничего больше, — сердито отрезала Кристабель.
Леди Айверсли наклонилась и взяла ее за руку:
— Простите, я понимаю, что мы кажемся вам довольно… гм…
— Бесцеремонными? — За свою прямоту Кристабель захотелось тут же откусить себе язык.
— Да, бесцеремонными, — согласилась леди Айверсли, рассмеявшись. — Но мы беспокоимся за вас. Поймите нас правильно: мы очень любим Берна, он наш друг, но он не из тех, кто женится.
— Поверьте, — добавила леди Дрейкер, — мы уже много раз пытались найти ему невесту.
— Он смеется над самой идеей брака, — сокрушенно вздохнула леди Айверсли. — А женщины все равно продолжают влюбляться в Гэвина, хотя он с самого начала дает им понять, что не имеет серьезных видов на них.
Кристабель освободила свою руку:
— Благодарю за беспокойство, но уверяю вас: брак интересует меня так же мало, как мистера Берна. И я вполне в состоянии позаботиться о себе. В отличие от других женщин меня нисколько не впечатляют слухи о королевском происхождении мистера Берна.
— При чем здесь это? — Леди Айверсли сокрушенно покачала головой. — Поверьте, он имеет успех у женщин вопреки, а не благодаря своему «королевскому происхождению». Его высочество публично отказался признать Берна своим сыном, а гадкие слухи, которые он распространял о его бедной матери, лишили его всякой возможности извлечь из своего происхождения какие-либо выгоды.
— Но, Кэтрин… — попыталась возразить леди Дрейкер.
— Это правда, Регина, и ты это знаешь. Хотя принц и друг вашей семьи, ты должна признать, что он очень нехорошо поступил с Берном и его матерью. Ни один мальчик не должен оказаться на улице и зарабатывать себе на жизнь в восемь лет.
— В восемь лет?! — Кристабель искренне ужаснулась. Но если его высочество так плохо обошелся с Берном, почему он согласился ей помочь? Надо узнать об этом как можно больше. — Какую же работу он мог найти в этом возрасте?
— Был на побегушках у шулеров. Тогда он и начал играть. Ему было десять, когда он стал помощником в игре «чет-нечет» на ипподроме.
Благодаря Филиппу Кристабель знала и о шулерах, и о «чет-нечет». Шулера — это игроки-жулики, а что касается «чет-нечет», то власти уже давно пытаются извести эту примитивную форму рулетки, и сейчас она сохранилась только на ипподромах, где крупье рады обыграть каждого, кто готов поставить на чет или нечет хоть полпенни. Игра была по меньшей мере глупой, а в худшем случае — мошеннической и часто заканчивалась дракой между владельцем рулетки и обманутым клиентом.
— Боже милостивый, в десятилетнем возрасте заниматься таким делом! — Сердце Кристабель разрывалось от жалости к ребенку, вынужденному жить в подобной среде. — У него была своя рулетка?
— Только когда мне исполнилось двенадцать, — раздался вдруг голос от двери, и в комнате появился Берн. Он бросил на леди Дрейкер и леди Айверсли недовольный взгляд. — Но это было уже после пожара.
Кристабель беззвучно охнула. Она знала, что мать мистера Берна погибла при пожаре, но не осознавала, как мал он был, когда это случилось.
— Подслушиваете, Берн? — спросила леди Дрейкер.
— Как всегда, — ответил Гэвин с легким вызовом. — Собственно, я пришел сказать, что должен срочно уйти. Что-то произошло в «Синем лебеде». — Леди Дрейкер попыталась встать, но Гэвин отрицательно покачал головой: — Не вставайте. Я сам найду выход. — Он повернулся к Кристабель и добавил: — Я заеду за вами завтра в два часа дня.
— Так поздно?
— Не забывайте, что я — владелец игорного клуба. Два часа — это для меня утро. — Гэвин наклонился и запечатлел на руке Кристабель долгий поцелуй. Она почувствовала, как от этого касания у нее мурашки побежали по спине. — До завтра, милая, — прошептал Берн, игриво блеснув глазами.
Черт его побери! Кристабель чувствовала искреннюю жалость к этому человеку, до тех пор пока он таким бесцеремонным образом не раскрыл ее ложь о деловом предприятии. Вспомнив о присутствующих дамах, она изобразила на лице улыбку:
— До завтра, мистер Берн.
Гэвин удивленно приподнял бровь в ответ на официальное обращение, затем молча выпустил руку Кристабель и направился к двери. Перед тем как покинуть гостиную, он обернулся, стоя в дверном проеме, и предостерегающе взглянул на двух других леди:
— Постарайтесь не особенно распространяться о моих грехах перед леди Хавершем. Мне вполне достаточно одной дырки в кабриолете.
Подмигнув Кристабель, Гэвин вышел из комнаты.
Не успел затихнуть звук его шагов на лестнице, как леди Дрейкер, пробормотав какое-то крепкое словцо, с сочувствием проговорила, обращаясь к Кристабель:
— Этот человек плохо кончит. Мы ничуть не удивимся, если вы еще раз выстрелите в него.
— Не могу, — огорченно произнесла Кристабель и продемонстрировала свой ридикюль. — Я забыла пули для пистолета дома.
— Вы носите с собой пистолет? — изумленно уставилась на Кристабель леди Дрейкер.
— Конечно. Лондон — очень опасное место.
— Бог мой! Да вы идеально подходите Берну, — неожиданно рассмеялась леди Дрейкер.