кипающий в очередной раз чайник и летающую под потолком жирную муху. Откуда ей взяться посреди зимы? И потому очень странную. Пепельница с завидным постоянством пополнялась новыми жильцами. Периодически заходила Лика. Видимо, хотела поговорить о чем-то, но не могла. И каждое свое явление завершала фразой: «Да засунь ты себе эту сигарету в зад и подыми им. Может, полегчает. А то и так всех чертей разогнала. Даже я задыхаюсь!» Заглядывал Егор. Смотрел на мою тупо улыбающуюся мордашку с сигаретой в зубах. И, все понимая, возвращался к своим банкам и башням. Именно он когда-то вбил в мою голову правило «улыбаться, даже когда плохо». А сейчас было именно то самое плохо. Свора бешеных мартовских котов нагадила в душе, а затем еще и устроила концерт по заявкам. И у каждого из них, видимо, заявка была своя - единственная и неповторимая... Было плохо. От части оттого, что поругалась с родителями. В который раз. От части оттого, что было обидно за брата с Ликой. Они, конечно же помирятся, но все же... От части оттого, что у Семы не ладилось с личной жизнью. Такое кислое у него лицо. Я ведь тоже когда-то ему отказала. От части оттого, что и мне вчера признались в любви. Друг. И это хуже... Мне за него обидно. Не гожусь я на главные роли, не гожусь. Так, только третья... может, пятая роль. Или, на крайний случай, рассказчик. Заходил Кот, и я плакалась ему в жилетку. Скорее дождевик... - Ну, не понимаю я людей... Н Е П О Н И М А Ю ! ! ! Особенно парней. Котик, может, подскажешь, что во мне не так или, наоборот, так? Три-четыре года назад, когда сходила с ума оттого, что хотелось простого человеческого общения, я, может, даже была довольна этим. Была довольна, я просто жила... разговаривала с людьми (а часто хотела быть одна), улыбалась (даже тогда, когда люди хотят застрелиться), билась в истериках (но только дома, чтобы никто и никогда этого не видел), избивала стену, так что костяшки были в крови (не знаю как стене, а мне не очень, зато помогало забыться). Ночами звонили друзья, вернее всего двое звонило. И часов до трех-четырех мы говорили абсолютно ни о чем. А утром в институт... или на работу. Кому как. Но подъем все равно был ранний. Мы жили: не так и не этак. Мы просто были. И были этому рады, потому как в какой-то мере зависели друг от друга, от этих вечных разговоров или пустого молчания в трубку, от ночных прогулок по городу в одиночестве и того, как за эти самые прогулки потом получала от них же. Зависела от того, что не могла себе представить, что может быть все совершенно иначе. Я верила, что если я влюбляюсь в кого-то, то это самая большая ошибка. Верила в то, что в меня никто не может влюбиться. Не за что! И не за чем! У меня были совершенно свободные отношения, без каких-либо обязательств с обоих сторон, с Мариком - аспирантом тем. Не хотела быть его девушкой, он нашел себе другую. Затем еще одну. Он им изменял друг с другом. А мне не хотелось быть подстилкой. Я ею и не была. Зато, как другу, он мне говорил обо всем, плакался в жилетку и не мог представить, что это когда-то кончится. Затем мне надоело жить по заведенному. Мать привыкла думать, что у меня и с ним серьезные отношения. Я привыкла, посылать мир к чертям... или ангелам... это с какой стороны посмотреть. Был чей-то день рождения. Были старые знакомые, друзья. Я всех очень давно не видела. Еще сильнее захотелось что-либо изменить... безвозвратно. Как раз под руку подвернулась та экспедиция на полгода. Я думала, все наладится тихо и мирно. Никаких боевых действий на мою голову и душу. Я думала, что заперла свое сердце окончательно и бесповоротно. Я думала, вот вернусь и... все опять по старому. Я думала, опять сигареты, которые тогда практически не курила, зато курил отец, опять обезболивающее, нервы, бессонные ночи, телефон, компьютер, литры кофе... Ошибалась. Там настроение мне всегда поднимал водитель, просто тем, что верил в меня и мои возможности. Там, в коем-то веке, в мою голову пришла идея мира и любви во всем мире... Ты же знаешь, для меня это бредовая мысль даже с перепоя. Но пришла. И я ею прониклась. В конце концов, вроде уже действительно смирившись с положением дел, начала осознавать, что что-то такое неуловимое и странное вбежало со скоростью фотона и безжалостностью нейтрино в мою жизнь. Появилась надежда. А я старалась ее убить, дабы не быть "убитой" самой. Но вот именно в этот момент появился Игорь со своим "люблю". Думал, что я не расслышала. А нет... все оказалось наоборот. Говорят, что мимо глаз пролетает вся жизнь в последние ее моменты... но в моем случае лишь выстроилась какая-то несуразно-логическая (именно такая) цепочка всех событий, связанных с ним. И не в последний момент жизни, заметь. Затем, я тоже решилась... В этот момент, я стала счастливой, а не просто довольной. И вот теперь.. я все также уверенна, что меня не за что любить, что в этом вопросе я тебя не понимаю очень сильно... Он уехал в командировку. В моей жизни что-то изменилось. Нет ночных разговоров. Компьютер сломан. А вот ты не хочешь его чинить. По ночам, как ни странно, я сплю или пью/пою с вами. Зависит от настроения. В деканат теперь не вызывают каждый месяц. Я хочу жить. Просто жить. По-настоящему. Но я все так же продолжала улыбаться, когда душа трещала по швам от слез, когда чертовски Игоря не хватало, когда готова была сломаться... Улыбалась. Пряча за улыбкой страх потери и боль. А недавно был разговор с Мариком. Странный. Ты помнишь, что было со мной. Мне было плохо и жалко. Именно жалко и страшно за него. Он сказал то, от чего когда-то я могла растаять или рассмеяться (точно не знаю). "Можешь на меня обижаться, а я все равно тебя люблю". Я его не понимаю... Я не понимаю Сему. И опять же мне его жаль. Он, может, и любит по-настоящему... может, но все понимает. Хотя в глазах иногда читается уверенность добиться меня всеми известными способами. Он иногда до сих пор убегает от меня, стыдливо отводя взгляд, но ищет тогда разговора и встречи... Не понимаю... что же во мне такого особенного?.. - Милая моя... Ты знаешь, когда я сказал Тебе, что влюблен в Лику, а ты мне - что, к сожалению, опоздал, я еще где-то минуту или две молча смотрел в телевизор на фаршированные голубцы... Наверно, я их ненавидел. Вернее не их, а жизненный абсурд, когда, наконец, происходит то, чего я, наверно, не ждал, происходит, и происходит, как оказывается, напрасно. Но нет же! Насчет Марка. Изменял, говоришь, одной с другой? Неудивительно, что он чувствует себя теперь потерянным, и хочет, наверно, вернуть время назад, когда у вас все было хорошо. Но время прошло. Не знаю, чего он хотел, когда нашел себе еще двух девушек, но это привело его к разбитому корыту. Что он теперь может? Лайка, миленькая, я пока не знаю, что делать... Ты умная и красивая девушка, может, стала немного по-другому смотреть на мир, неудивительно, что молодые люди к тебе тянутся. Я просто переживаю, потому что ты из-за этого тоже страдаешь, иначе не рассказала мне все это. Они хорошие люди, каждый по-своему, а твой... принц твой уехал. Всего на полгода. Уехал, зная, что радость возвращения окажется сильнее, чем боль каждого из этих дней, проведенных без тебя. Да не грусти так, пожалуйста. Все нормально будет. Утри сопли. Спой... или вруби Систему и напейся. Поможет. Я, например, планирую так сделать после того, как положу мир к ножкам Лики и попрошу прощения... Или лучше перед этим?.. А то опять поругаемся... А ты напейся. Поможет. Мне же помогает, - и с видом самого умного на свете затянулся от моей сигареты. - Дань, слушай, ну зачем ей этот долбанный мир. Лучше цветочки, что ли, подарил бы. - А моя рука пыталась зафиксировать хоть какие-то мысли на бумаге. И надо сказать, не безрезультатно. Но раз мозг не пытался отложить где-нибудь в своих недрах этот результат, то и не стоит заострять на нем внимания. - Подарю - подарю... после мира и пьянки, - опять улыбаюсь. Как дура. Ей богу. - Ты не исправимый вечный мартовский кошак! - Так как там, на счет напиться и вообще? - Подумаю... Закончились сигареты. Но все так же хотелось курить. И перечитать «Третье смирение» Маркеса. Но Маркес был далеко. В соседней комнате. На полке. И лень до него идти. Оставалось курить. Так же лень идти. Но что поделать. А за окном шел белый крупный пушистый снег. Такой, который ласкает кожу морозными поцелуями и быстро тает от горячего сбивчивого дыхания. Такой, под которым хочется кружиться до тех пор, пока не упадешь в ближайший сугробик. И друзья закидают тебя снежками, или сами приземляться рядышком в приступе безумного смеха. Хочется курить, а этим придуркам еще и выпить. Ботинки в зубы, шарф на шею и вперед. Магазин, родимый, я иду к тебе. Как овца к пастуху. А вот там уже, против обыкновения, дежурил какой-то мальчишка. Ярко рыжий. И в упор смотрел на меня, вручая заветную пачку и четыре пива с вином. - Улыбайтесь, пожалуйста. У вас красивая улыбка, - что я собственно и делаю. Вспомнилось, как Сема несколько лет назад, цитирующий по телефону все того же Маркеса с просьбой улыбаться. - А хотите, я вам песенку спою? - Хочу... - а ведь предложить должна была я. И затянуть жалобным голоском что-нибудь. Кто из нас, в конце концов, играет на гитаре по полночи напролет? Может, оба. Откуда мне знать. И запел детским голоском. - «От улыбки станет всем теплей И слону, и даже маленькой улитке...» «А хотите спою?» - завопила я брату, по не осторожности решившего открыть мне дверь...