— Так вам снятся люди, которые вас растили?
Мадам Венна поджала губы.
— Не только. Часто мне снится тот день, когда я сбежала от них.
— Почему именно этот день?
Теперь она жалела, что решилась все рассказать Сэйнту.
— Нельзя добиться свободы, не пожертвовав чем-то, не так ли? — Она откатилась от него и стала смотреть на горящую свечу. Пламя трепетало в завораживающем танце.
Мадам Венна услышала, как за спиной выругался Сэйнт, и, прежде чем она успела спросить, чем вызвана эта вспышка гнева, он схватил ее и положил на живот. Потом резко сдернул с нее покрывало, обнажив спину и ягодицы.
Шрамы.
Мадам Венна закрыла глаза и выбранила себя за неосторожность. В темноте ее нагота не имела значения. Присутствие Сэйнта и страшный сон так отвлекли ее, что она забыла прикрыть спину.
— Кто-то исхлестал вас, — произнес он глухим от едва сдерживаемой ярости голосом.
Она замерла, почувствовав прикосновение его пальцев к бледным линиям на спине и ягодицах. Он не был первым мужчиной, узнавшим, что ее кожа хранит страшные следы зверской жестокости. В прошлом было несложно списать их на особенности ее профессии. Она, бывало, рассказывала очередному потрясенному любовнику, что сама молила о том, чтобы ее хлестали, и получала неописуемое удовольствие от каждого жестокого удара.
В какую ложь поверит Сэйнт?
Когда его теплые губы прикоснулись к одному из самых уродливых шрамов, ей показалось, что она сейчас умрет, — так это было приятно. Мадам Венна крепко зажмурилась, приказывая себе не плакать. Каждый его поцелуй был слаще всех нежных слов, которые он ей говорил.
— Что вы д-делаете? — охрипшим голосом промолвила она.
Вместо ответа он сказал:
— Вы не хотели, чтобы я увидел эти шрамы.
Она положила подбородок на сложенные руки.
— «Золотая жемчужина» — не место для демонстрации шрамов, даже старых.
Ей не нужно было в эту секунду видеть Сэйнта, чтобы понять, что он ужасно разозлился.
— Черт возьми, разве же это работа?
Мадам Венна поморщилась от этих грубых слов и хотела перевернуться на спину, но Сэйнт удержал ее в том же положении.
— Вы правы, — покаянным и одновременно успокаивающим тоном произнесла она. — И вы не ошиблись, mon cheri, я действительно хотела скрыть от вас шрамы.
— Почему? — Это прозвучало требовательно и сердито, хотя при этом он очень нежно гладил ее покрытую рубцами ягодицу. — Неужели вы полагали, что мое мнение о вас изменилось бы?
Мадам Венна горько рассмеялась.
— Нет. — Если бы она могла отпугнуть его своими шрамами, она сделала бы это шесть лет назад. — Мне хотелось избежать ваших вопросов.
— Кто это сделал? — негромко спросил он. — Отец или сын?
Было понятно, что Сэйнт не отступится, пока не выведает всю правду.
— Не отец и не сын. Это была мать. Если она и испытывала ко мне теплые чувства, они испарились в тот день, когда я рассказала ей, как ее сын подстерег меня, когда рядом никого не было, и грубо лишил девственности. Мое платье было все изодрано, в грязи и крови…
Мадам Венна запнулась, когда Сэйнт страшно выругался, проклиная и мать, и сына.
— Разумеется, она не поверила мне. Эта женщина, которая растила меня с колыбели, назвала меня шлюхой и ударила по щеке так, что у меня в голове помутилось. Потом она потащила меня наверх и привязала руки к спинке кровати. И избила меня стеком.
— Не все эти шрамы оставлены стеком, мадам В!
Она повернула голову и жалостливо посмотрела на него. Несмотря на все свои безумства, он не знал истинной жестокости этого мира.
— Это был не единственный раз, когда меня отхлестали за мою греховную натуру.
Он ахнул, представив себе, через какие ужасы ей пришлось пройти в совсем юном возрасте.
— Покончив со мной, она… позвала мужа. Поскольку мне больше нельзя было доверять, они закрыли меня в старой маслодельне, пока решали, как со мной поступить.
Сэйнт сгреб ее в охапку, словно таким образом мог защитить от прошлого.
— Боже мой, неужели в доме у вас не было ни одного друга?
Мадам Венна покачала головой.
— Все их немногочисленные слуги боялись потерять работу. Кто захотел бы подставлять шею ради несчастной девчонки-приемыша, которая, как им казалось, решила улучшить себе жизнь, расставив ноги перед хозяйским младшим сынком.
Губы Сэйнта приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но вместо слов из его рта вырвалось драконье шипение. Он покачал головой, как будто не мог поверить, что на свете бывает такая жестокость.