Непонятно с чего, она вдруг расстроилась. Радоваться бы тому, что уже минут через двадцать будет дома, а она расстроилась едва не до слез из-за этого весельчака Снимщикова, который вдруг перестал быть улыбчивым и ни в какую не хотел ей верить.
Неужели ей было так важно его мнение?! Мнение человека, который минувшую ночь провел в мягкой теплой постели, после того как ее отправил ночевать в карцер, полный гадких насекомых и непонятного происхождения тварей, издающих прямо-таки душераздирающий писк.
Черт его знает, что за чувства ее обуревали за три минуты до обморока. Может, как раз надвигающееся беспамятство и бередило ее попранное самолюбие, но, выходя в коридор, Соня для чего-то обернулась на него от двери и сказала:
– Что бы вы ни думали, Олег Сергеевич, я этого не делала.
Может, и так, может, и так, носилось в его накалившихся от свалившихся неприятностей мозгах. Но как доказать это?! Хотя доказать, что она и именно она это сделала, тоже пока невозможно.
Пока… А пока невозможно, его вдруг отправили сегодняшним утром в отпуск.
Веретин вызвал к себе, едва он успел в здание войти. Говорил скупо, холодно, почти неприязненно, чем немало удивил после вчерашнего общения.
– Девку отпусти, – пробурчал Игнат Степанович. – Нашел кого сажать тоже!
– Так, Игнат Степанович, мы же с вами вчера… – Олег опешил.
– Ты! – Артритный палец Веретина ткнул в его сторону, словно шпагой проткнул. – Меня к себе не присобачивай, понял, умник! Мы с вами… Черта с два «мы»! Ты, дорогой мой Олег Сергеевич, и только ты! Я тут ни при чем!
Снимщиков промолчал, не поняв поначалу причины такой резкой перемены в отношении начальника, который еще вчера едва целоваться к нему не лез.
Тот пояснил, но чуть позже. И это пояснение было хуже вчерашнего приговора, вынесенного его мечтам.
– На место мое метишь, засранец?! – рыкнул Веретин Игнат Степанович, брызнув слюной, и тут же выбросил в его сторону выразительный кукиш. – А на-ка вот тебе, умник! Выкуси!!!
– Да я не… – Снимщиков попятился к двери, еще мгновение, и он точно бы дал деру из кабинета начальника, забыв о возрасте и долго выстраиваемом имидже уважаемого компетентного специалиста в своем деле. – Вы не так меня поняли, Игнат Степанович!
– А мне тебя и понимать не нужно. Значит, вот что… – Веретин снова приобрел начальствующий вид, принялся деловито листать первую подвернувшуюся ему под руку толстую папку с делом. – В отпуск собирался? Собирался! Вот и отдыхай. Ступай в отдел кадров, пиши заявление и гуляй себе в удовольствие. Когда вернешься, там посмотрим.
– А как же дело?
– Дело сдашь Липатову. Все, ступай. А девчонку отпускай прямо сегодня.
Тон Веретина не требовал дополнительных объяснений, но Олег на всякий случай уточнил:
– Под подписку или как?
– Или как! – заорал Веретин, громыхнув прежде безвольными руками по столу так, что все загудело. – Никаких подписок! Нашел преступницу! Чтобы так по голове шарахнуть, силы в руках нужно… Ступай, короче, в отпуск. Все!..
Липатов папку, не успевшую разбухнуть от бумаг и протоколов, принял у Снимщикова с кисло-ехидной улыбкой. И посочувствовал вроде бы, и позлорадствовал тут же, и позавидовал, что в такое благодатное время да в отпуск. Уходя, не забыл поинтересоваться, не знает он, мол, с чего это старик с раннего утра в таком яростном нерасположении духа. Такого прежде не случалось, чтобы с утра-то…
Все знают. Все уже, наверное, обо всем все знают, решил Олег, глядя ему вслед. И про то, что Таисия ему отказала, и про то, что ее папашка своего расположения его, Снимщикова, лишил, и про то, что он теперь и у начальства в опале. Не то, что прежде.
Ну и пускай как хотят, с остервенелым упрямством думал Олег, ожидая, когда ему приведут для последней миссии Софью. Очень ему нужно разгребать эту фигню! Пускай сами заморачиваются с этой кучерявой девкой. Пускай, ему все равно.
Но стоило ей войти, стоило ей усесться на стул и снова начать твердить о том, что она никого и никогда не убивала, как он тут же решил для себя, что ни черта ему не все равно. Ну не найдет он покоя, если не посадит ее за решетку. Пускай она хоть каким камнем себя назовет, хоть краеугольным, хоть преткновенным, но именно с нее начались в его жизни отвратительные моменты. С ее нежелания признаваться, с его нежелания это признавать, а особо с его нежелания идти на поводу у чьих-то узколобых желаний, продиктованных интересами общего бизнеса.
Про то, что Таисия отказала ему как бы еще до того, как обозначилась надобность в его сговорчивости, Снимщиков решил благополучно опустить.
У него крупные неприятности – это главный момент. И у этих неприятностей имеется вполне определившееся лицо – это главный момент под номером два.
И, кажется, он уже точно знает, чему именно он посвятит свой сорвавшийся романтический отпуск под жарким тропическим солнцем.
Глава 6
Милый добрый мальчик, назвавшийся Липатовым Вадиком, довез ее до самого дома, успев рассказать, как долго и со страхом приводил ее в чувство, после того как она упала в обморок в коридоре отдела внутренних дел. Потом в таких же красках и последовательно объяснил ей ошибку следствия, в результате которой она попала под подозрение. Извинялся, извинялся, извинялся так долго, что она устала слушать. Если ей и было плохо сейчас, то лишь оттого, что тот прежний – кареглазый – так и не поверил ей, выпроваживая. Во всем остальном ей было просто никак.
Она не чувствовала тела, не слышала никакой боли, не испытывала никаких чувств, кроме все того же сожаления по поводу…
А, ну, да и ладно! Дался он ей – этот Олег Сергеевич. Его, оказывается, даже коллеги по оружию не очень-то уважают, о чем доверительно шептал всю дорогу Липатов Вадик. А ей тогда что? Ей ничего! Добраться бы до дома да выспаться. А потом все забыть и начать просто жить. Получалось же раньше, почему теперешний случай должен стать исключением? Уж не потому ли, что у теперешнего случая очень чудесные карие глаза?..
– Спасибо, я дойду. – Соня потопталась возле подъездной двери, слабой рукой нашаривая кнопки кодового замка.
Только проговорила и тут же качнулась, едва удержавшись на ногах. Если бы не Липатов, непременно растянулась бы снова на пыльном бетоне.
– Ну, вот видите, – укорил он Соню, приобнял и осторожно вместе с ней шагнул в прохладу подъезда. – У вас который этаж?
– Пятый.
Соня решила быть покорной, раз уж нет сил ни на что остальное.
Они вошли в лифт и молча доехали до ее этажа. С одной ноги шагнули на лестничную площадку и в таком же молчаливом солидарном согласии замерли возле ее двери.
– Ключ где-то здесь, – пробормотала она беспомощно, скидывая сумку с плеча, которую, хвала сообразительности некоторых господ, ей позволили забрать с дачи Сочельниковых. – Отыщете?
– Ну, так!
Липатов бережно прислонил Соню к стене, взял сумку и принялся тут же бесцеремонно рыться в ней, отыскивая ключ. Нашел, вставил в замочную скважину, открыл дверь и, снова обняв Соню за талию, поволок ее в жилище.
Дальше – больше!
Усадил ее на крохотной изящной табуреточке возле двери. Присел перед ней на корточки и принялся стаскивать с ее ног кроссовки.
– Нет, ну что вы делаете, Вадик?! – с беспомощным отчаянием воскликнула она, пытаясь спрятать ноги под табуретку. – Оставьте, прошу вас! Вы и так провозились со мной, у вас же, наверное, работа.
– Работа подождет, – резонно заметил он, не дав ее ногам спрятаться. – К тому же существует необходимость исправить то, что некоторые успели наработать, так сказать. Ну! Все! Теперь можно и в ванную.
– Нет, нет, что вы! – замотала она головой, испугавшись, что Вадик вызовется ее купать. – Я сама!