Вуд дал знак Кону продолжить.
— Где вы познакомились с Майклом Эпроном?
Женщина не сразу ответила. На ее губах промелькнула тень улыбки. Или от приятных воспоминаний, или потому, что она разгадала коварство Комиссии, которая бомбардировала вопросами, заставляя отвечать только да или нет, ну, может, еще с четырьмя-пятью словами в придачу. Как тут оправдаться?
Кон уже открыл рот, чтобы повторить вопрос, но женщина его опередила:
— В Биробиджане.
— В Биробиджейно?
— Он туда приехал как врач…
Вуд рявкнул в микрофон:
— Отвечайте только на вопросы! Что это за Биробиджан?
Вуд сверлил женщину взглядом, пока она старалась поправить свой шиньон.
— Вроде еврейского государства, автономная область рядом с Владивостоком.
— Еврейское государство в СССР?
— Да, уже давно существует.
— Вы еврейка, мисс Гусеева? — спросил Кон.
— Почти, — ответила она шепотом, но в зале расслышали.
— «Почти» не бывает, мисс Гусеева: либо ты еврей, либо нет. Уж я-то знаю!
Кон рассмеялся, и мы вслед за ним.
Вуд грохнул молоточком.
— Так вы еврейка или нет?
— В Биробиджане я стала еврейкой благодаря Сталину.
И специально для Кона она добавила на идише:
— Может, я больше еврейка, чем вы еврей.
Я был единственным из присутствующих, кто знал несколько слов на идише. Зал опять грохнул, и этот гогот меня уже начал раздражать.
В «черном списке» большинство фамилий были еврейские. Среди членов Комиссии встречались зоологические антисемиты вроде Маккарти и Никсона, но ей было не с руки афишировать свой антисемитизм. Кон как бы служил прикрытием. Юнец был будто создан для этой роли. Родившись в Бруклине, он всячески отмежевывался от евреев. Почему? Загадка!
Я наконец сообразил, отчего вдруг удостоился приглашения на закрытое слушание. Вдобавок к еврею-прокурору требовался хотя бы один журналист-еврей. То есть щелкопер вроде меня. Если я и подписываюсь Аллен Г. Кёнигсман, то в этом Г. предполагается сокращение от Гершом. Подобный тип и должен был засвидетельствовать, что в этой женщине все фальшивое от и до. Что она фальшивая американка, притом настоящая коммунистка, настоящая шпионка и вдобавок ко всему изображала из себя жидовку. Для этой банды из КРАД было ясно, как дважды два: если ты коммунист, то должен быть евреем, если ты еврей, то должен быть коммунистом. Одно предполагает другое, и точка! Чему эта женщина служила лучшим доказательством.
Тут уже ринулся в бой собственной персоной господин Маккарти, сенатор от Висконсина, проревевший в микрофон:
— Мисс… Гус… …ева — или как вас там? Судя по всему, вы недооцениваете серьезности вашего положения. Вы назвались Комиссии ложной фамилией и нелегально проникли в нашу страну благодаря паспорту, который принадлежал убитому американскому разведчику. Вы выдавали себя за еврейку, не будучи еврейкой. Вы русская и при этом не коммунистка… Не кажется ли вам, что проще сказать правду?..
— Какую правду?..
— … Что вы советская шпионка.
Женщина усмехнулась. Она сидела, безвольно раскинув руки на столе. Ее платочек куда-то исчез. Она покачала головой.
— Не думаю, что вам нужна правда, сенатор.
Вуд надул свой двойной подбородок.
— Мы именно для этого и собрались. Комиссия для того и создана, чтобы выяснить правду, мисс.
— Люди вроде вас постоянно об этом твердят. Но вы хотите однозначной правды. И Сталин талдычит, что ему нужна только правда. Мариночка, скажи мне правду! Но слышит он исключительно ложь.
Маккарти аж подпрыгнул.
— Вы знакомы со Сталиным?
Она окинула сенатора ироническим взглядом, каким женщины изобличают мужское простодушие. Судя по всему, она уже победила страх: ее акцент чуть усилился и голос звучал естественней. Взгляд стал прямым и твердым. Да, это была блистательная актриса, игравшая саму себя!
— Я с ним общалась один раз. Но весь вечер. Всю ночь. Почти двадцать лет назад. С того вечера все и началось.
Женщина стала рассказывать, и больше никто не решился ее прервать.
Москва, Кремль
Разумеется, она все помнила. Тогда была совсем юной, еще не было двадцати. Жуткие, голодные годы. Память все сохранила до малейших подробностей. Да и как избавишься от таких воспоминаний?
Она прибыла в Кремль как принцесса. На заднем сиденье служебного автомобиля рядом с Галей Егоровой. Уже стемнело, когда «Волга» затормозила у Никольских ворот. Стражи, окутанные паром от собственного дыхания, замерли в свете прожекторов — на плече ружья с примкнутыми штыками. Следующий пост был уже на самом въезде в Кремль. Из сторожевой будки вышел начальник караула. Он улыбнулся, обнаружив на водительском кресле шофера начштаба. А когда Галя приоткрыла окно, совсем уж разулыбался и козырнул.