Он уже бежал дальше.
А потом, после завтрака, он каждый день измерял талию шелковой тесьмой, и, если отметка перемещалась хотя бы на сантиметр, это означало строгую диету, правда, в его случае несколько своеобразную - три-четыре чашки кофе и пара шипучих таблеток витамина С. Плюс вода. Именно такая своеобразная диета являлась чуть ли не ежедневным рационом питания бывшего английского премьера баронессы Тэтчер.
Железная леди.
Он очень симпатизировал Маргарет Тэтчер. И очень ее уважал. Даже в то время, когда обе страны были разделены железным занавесом. Быть может, в то время даже больше.
После сорока измерять талию нелишне хотя бы пару раз в месяц. Лучше чаще. А уж после пятидесяти это следует делать ежедневно. Что он и делал.
Он был из породы красивых мужчин, которые оставались таковыми до глубокой старости, не позволяя себе превращаться в расползшихся по дивану увальней, похрапывающих у телевизора.
Был и еще один ежедневный тренинг - партия в шахматы. А его противники кое-что смыслили в этой игре, попадались среди них и гроссмейстеры.
Правда, и на его работе порой выпадали те еще шахматные комбинации и его оппоненты бывали похлеще иного гроссмейстера. Его работа была ему и хобби, и увлечением, и любовью, и верой номер один в жизни. Только он никогда не задумывался об этом, а скажи ему - лишь пожал бы плечами.
Однако хобби он тоже имел. Целых два. Он коллекционировал марки, из-за чего некоторые любя и не без доли уважения называли его Филателистом, и еще он коллекционировал африканские маски и иные тотемные предметы. Последнее увлечение осталось от молодости. Очень бурной молодости.
Никто ни разу не видел его угрюмым. Он никогда не позволял себе не то что вспылить, но даже повысить голос. Его интонации всегда были мягкими и доброжелательными, а на устах играла словно навечно запечатлевшаяся улыбка. В сочетании с прозрачными глазами отшельника, меняющими свой цвет от серых к выцветше-голубым, его можно было принять за монаха. В каком-то смысле он таковым и являлся. В каком-то далеко не привычном смысле это было так.
И сейчас он бежал к своему дому с огромным полукруглым окном во всю стену третьего этажа и радостно улыбался яркому утреннему небу и своим соседям, тем из них, кто также не поленился встать в такое прекрасное утро. А они провожали его такими же добродушными улыбками.
Всем, всем здоровья в этот солнечный день, который еще лишь начинается. И всем, всем много счастья.
А соседи копались в своих грядках, стригли лужайки перед домами из новомодной немнущейся травы, и уже очень скоро начнется рабочий день, а пока еще есть время поизображать из себя беззаботного дачника.
Всем, всем счастья в это солнечное утро.
Поселок Гольяново являлся одним из самых безопасных мест в Подмосковье. Да по-другому и быть не могло. По периметру, значительно превышающему эллипс поселка, среди густых лесов и зеленых полей находился высокий забор с наклонными штырями по верхней кромке и с мотками колючей проволоки, спущенной кольцами по штырям. Через каждые тридцать метров к забору крепилась табличка "Стой! Запретная зона. Огонь без предупреждения". По лесной закрытой зоне, параллельно большому деревянному забору, в десятке метров от него, шло еще одно ограждение с проволочной сеткой. Внутри этого пространства бегали собаки, которых приучили быть молчаливыми до тех пор, пока не находился кто-то не умеющий читать или кто-то настолько любопытный, что его даже не останавливала колючая проволока. Со стороны поля, открытого пространства, подобная предосторожность не требовалась - по меньшему радиусу, уже внутри ограждения, вокруг поселка через каждые пятьдесят метров имелись камеры наружного наблюдения. Плюс контрольно-пропускной пункт, единственный въезд в поселок, где без специального пропуска вам не позволят проехать, будь вы хоть министром, хоть одним из руководителей спецслужб или самим президентом страны. Потому что в этом поселке некоторые люди не только живут, но и работают. Подобное положение дел, позволяющее обеспечивать безопасность и необходимый уровень секретности (шутят, что в окрестных лесах, полных грибов, под каждым белым или подосиновиком прячется десантник с автоматом), доставляло все же жителям поселка определенные неудобства: охранник, старший на КПП, знающий вас в лицо и чуть ли не здоровающийся за руку, без наличия пропуска не впустит вас даже в собственный дом. Можно и не пытаться. Не положено. Причем это сообщат с исключающей всяческие шутки непреклонностью. Правда, для самих жителей поселка Гольяново ситуация с пропусками вовсе не была проблемой. Другое дело - гости. Пропуска надо было выписывать заранее, так что, устрой вы вечеринку, вам придется заранее знать количество своих гостей, никаких экспромтов. Впрочем, в Гольяново жили люди, не склонные к экспромтам в быту. Небольшие поблажки делались для служебных автомобилей постоянных жителей: в принципе вы могли бы привезти из Москвы на своем служебном автомобиле своего гостя, пользуясь одним пропуском. Это тоже было не положено, но на это могли закрыть глаза. Если же к вам на личном автомобиле приехала ваша собственная теща, забывшая свой спецпропуск, то придется ей отчалить несолоно хлебавши. Что, впрочем, в ситуации с тещей является не такой уж большой потерей.
Это поселок Гольяново.
Если вас остановят невдалеке от запретной зоны, то объяснят, что вы заблудились, и крайне вежливо выпроводят вон. Но лучше вам не испытывать эту вежливость. Высший командный состав одной из самых секретных спецслужб страны двадцать четыре часа в сутки находится под надежной охраной. Это поселок Гольяново.
И сейчас - чудесное июньское утро. Шесть часов сорок восемь минут; Евгений Петрович, хозяин дома с полукруглым окном во всю стену третьего этажа, точен как часы. Он заканчивает утреннюю зарядку. Пожелав чуть ли не каждому жителю Гольяново здоровья и удачного дня.
Евгений Петрович Родионов был крупным мужчиной за пятьдесят. Несмотря на генеральские погоны, Евгений Петрович предпочитал штатское, а при форме появлялся лишь на официальных мероприятиях. В дни бурной молодости и набиравшей силу социалистической системы Евгений Петрович был ведущим специалистом Управления по странам Африки. Он не без гордости считал себя автором четырех удачных вмешательств в дела наших африканских друзей, когда кому-то из руководителей молодых государств неожиданно закрадывались в голову неправильные мысли и их требовалось слегка подкорректировать. Великолепная агентурная работа плюс опора на здоровые силы местного общества позволяли подобным мероприятиям проходить без сучка, без задоринки. И когда в прессе появлялось сообщение об очередном государственном перевороте, для Евгения Петровича не возникало вопросов, какой ориентации будет придерживаться новое правительство.