По пятницам за Любой всегда заезжал муж и привозил с собой детей шестилетнего Коленьку и восьмилетнего Алешу. И бывало, что они вели мальчиков в расположившийся напротив входа в Телеграф "Макдоналдс". Супруг Володя ухаживал за Любой с давних пор, еще со школы. Но Люба замуж не торопилась - ее по праву считали одной из первых черемушкинских красавиц, и она прислушалась к совету старшей сестры: "Не бери с меня пример, не выскакивай рано замуж. Отгуляй свое. На твой век кобелей хватит". Любиной старшей сестре подобного посоветовать было некому. Они со своим Петенькой поженились, сразу как получили паспорта. Такая была любовь! Да только ничего от той любви не осталось. И теперь, родив, так же как и Люба, двоих, сестра превратилась в расползшуюся по дивану жирную грымзу (она так и не справилась с послеродовым целлюлитом), засыпающую у телевизора, а любимый Петенька так закладывает, что впору его тащить к наркологу.
Любе всего этого было не надо. Когда Володя уходил в армию, она ему честно сказала: "Ждать не буду". Уж лучше так, чем потом какой-то доброхот ему в армию напишет. Им там и так нелегко, бедненьким. Володя Любе нравился. Но нравились ей и другие ребята. Люба отгуляла свое. Вышло так, что это Володя ждал ее, еще год после армии. Он все ей простил. И вот тогда Люба увидела в нем надежную опору и смогла ответить на его чувство. Она уважала своего мужа, отца ее детей, и любила его той спокойной любовью, в которой не сгорают крылья. Люба и Володя обладали, что называется, семейным счастьем. А до всего другого - так вот он, пример старшей сестры, перед глазами.
Конечно, материальное положение могло быть и получше, да недавно муж нашел новую работу в одном из автоцентров фирмы "Ангел" (а у Володи были золотые руки), так что, глядишь, и с этим со временем все наладится.
Володя в отличие от детей "Макдоналдс" не жаловал, обзывая его то "биг-мачной", то "американской рыгаловкой". Люба же, напротив, любила побаловать себя роял чизбургером, пакетиком картошки с кетчупом да пирожком с вишней, конечно, понимая, что все это полнит. А для детей эти нечастые походы в "Макдоналдс" вообще были праздником. Младший, Коленька, ел очень плохо, а в "биг-мачной", из-за игрушек, прячущихся в детских пакетах "Хеппи-Милз", уплетал все за обе щеки. Что поделать: жизнь нынче тяжелая, и если выпадала возможность устроить себе и мальчикам маленький праздник, то вряд ли такой возможностью стоило пренебрегать.
Люба не представляла себе жизнь без телевизора; возможно, она стала бы телевидеоманкой, если б имела чуть больше времени, а так работа, да еще дом вести. Однако когда у нее выпадала свободная минута, она смотрела все подряд: и сериалы, и "Времечко" - оно же "Сегоднячко", и видела разные репортажи из крупных и когда-то закрытых городов, создававших индустриальную и оборонную мощь рухнувшей державы. Люди по полгода не получали зарплаты, матери рассказывали, что уже месяц семьи сидят на крапиве и единственные пирожные, которые они могут предложить детям, - это черный хлеб, посыпанный размягченным в воде сахаром. От всего этого у Любы болело сердце и одновременно... успокаивало - ведь кому-то было значительно тяжелее, чем ей. И по сравнению с увиденным их семейные походы в "Макдоналдс" в сытой, увешанной рекламой Москве выглядели расточительными пиршествами, праздничными балами, и было очень хорошо, что они, их семья, могли себе такое позволить. В сытой, увешанной рекламой неземных, сногсшибательно дорогих вещей Москве.
Итак, каждую пятницу за Любой заезжал муж, и сейчас ее смена подходила к концу, но Володя почему-то задерживался. Люба посмотрела на часы и решила, что успеет перекурить. Она открыла средний ящичек своего рабочего стола, где у нее хранились полплитки шоколада и пачка сигарет "Кент-лайтс". Люба похлопала по карманам в поисках зажигалки, потом подняла голову - у ее окошка стояла Вера Григорьевна, старшая смены, а рядом с ней находился строгий и даже чуть мрачноватый человек в милицейской форме и еще один, с внимательными и подозрительно ласковыми глазами. Тот был в штатском. Сердце Любы вдруг бешено заколотилось - Володя и мальчики задерживались уже почти на полчаса, и первая мысль, прорвавшаяся в ее голове, словно мощный импульс, посланный материнским инстинктом, была: "Что? Что-то случилось?!" Люба привстала с рабочего места, опуская пачку сигарет на стол, но Вера Григорьевна выглядела абсолютно спокойной и будничным тоном произнесла:
- Любочка, сегодня все факсимильные корреспонденции отправляла ты?
- Да, Вера Григорьевна. - Любе пришлось два раза сглотнуть, чтобы прогнать ком, подступивший к горлу.
- Иди сюда, девочка. - Вера Григорьевна почему-то всегда обращалась к своим подчиненным именно так. - Тут товарищи, - и Вера Григорьевна сделала внушительную паузу, что должно было означать: мол, сама понимаешь, товарищи из компетентных органов, - интересуются насчет одного факса.
У Любы сразу отлегло от сердца, и потом она увидела, что в глубине зала появился Володя. Он вел мальчиков за руки. Люба улыбнулась, добродушно взглянула на визитеров и уже деловым тоном произнесла:
- Да, конечно. Что вас интересует?
За целый день у Любы было всего семь клиентов, и они отправили только девять факсов. Поэтому, что бы ни интересовало "товарищей из компетентных органов", у Любы проблем с этим не возникало. Как говорится - нет вопросов.
Вообще-то Любу никогда не интересовало содержание отправляемой корреспонденции, она лишь принимала листки, вставляла их в факсимильный аппарат, нажимала клавишу "старт" и рассчитывалась с клиентами.
У Любы была очень неплохая память, однако за столько лет работы, когда в течение смены мелькали десятки лиц, вырабатывалось то, что кто-то из Любиных коллег назвал "рефлексом зрительной забывчивости". Такое происходило не только с Любой. И как-то ей попалась научно-популярная статья на подобную тему. Выходило так, что это была своеобразная самозащита мозга, когда массив зрительных образов оказывался слишком уж большим, портреты бесконечно мелькающих людей ненадолго запечатлевались в оперативной памяти и быстренько оттуда стирались, высвобождая место для новых. Там же Люба прочитала, что нечто подобное - такая же самозащита мозга - наблюдается у представителей некоторых других профессий, например у дикторов телевидения. Только у тех притупляется память на воспринимаемый текст - еще бы, за день они выдают такое количество информации, что, запоминай они все надолго, глядишь, и крыша поедет. Поэтому, когда Любе показали один из отправленных ею сегодня факсов и попросили описать внешность отправителя, она почувствовала вполне понятные затруднения. Однако факс оказался действительно необычным, и Люба вспомнила, что мельком взглянула на него несколько часов назад. И... на отправителя, улыбнувшись ему, когда протягивала квитанцию и сдачу мелочью, чтобы в следующую минуту отправителя забыть. Человек в штатском с внимательными и подозрительно ласковыми глазами очень мягко и очень настойчиво сообщил, что он нуждается в Любиной помощи. Очень нуждается. Может, была в нем какая-либо особенность? "Ну Боже мой, - подумала Люба, - я им что - фотоаппарат? В мои должностные обязанности не входит запоминать каждого клиента. Хотя, конечно, их было сегодня всего семеро".