Не сразу он осознал, что падает по широкому колодцу. Стенки, на счастье, оказались гладкими, без выступов, иначе донизу долетело бы лишь мертвое тело. Подобно метеору, промчался Истарх по почти вертикальной шахте и с громким плеском рухнул в воду.
Вынырнул, отплевываясь и жадно дыша. Ударился, на этот раз лбом. Насколько смог разглядеть, его тащило по узкому проходу. Слой воздуха под неровными сводами составлял всего несколько веков, и дышать приходилось с осторожностью, оберегая лицо от ударов. Судя по всему, Истарх все же попал в тот поток, который берет начало из озера. Вспомнив о том, что сюда могут заплыть и любители мяса, он задергался, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Но никто не хватал за ноги или за руки зубастой пастью, и айн успокоился.
Течение тащило путешественника в нужном направлении, постепенно увеличивая скорость. Заметив, что поток приобретает наклон, Истарх глотнул воздуха про запас и нырнул, подальше от опасно приблизившегося потолка.
Его несло очень быстро, каждое прикосновение к стенкам отдавалось острой болью. Истарх выпрямился, словно струна, и вырулил на стремнину. Дышать хотелось все сильнее. Вокруг ревел и бесновался поток, тело закоченело.
Решив, что погиб, Истарх открыл глаза, надеясь хоть увидеть место своей могилы, как тут же зрачки поразил безжалостно яркий дневной свет. Вода осталась позади и более не окружала его. Легкие жадно работали, втягивая воздух. А Истарх падал, сквозь слезы, застилающие отвыкшие от яркого света глаза, пытаясь разглядеть что-либо вокруг.
Вода, в которую он погрузился на этот раз, оказалась холодна, но все же не так, как под землей. Вынырнув, Истарх обнаружил себя в небольшом озерке. Впереди приветливо зеленел берег, маня птичьими трелями, позади ревел небольшой водопад.
С трудом шевеля непослушными конечностями, Истарх выбрался из воды. Но далеко пройти не смог. Рухнул на шелковистую траву и мгновенно уснул.
Переход выдался крайне утомительным. К концу дня Родомист не чувствовал ног. Мало того, что пришлось тащиться по скалам, которые для приятных путешествий подходят плохо, так еще и приступ прихватил Хорта посреди пути. Магия помогла, но потратился Родомист сильно, а ведь еще восстановиться как следует не успел.
Когда спустились в пределы Внутреннего леса, на миг остановились, прислушиваясь. Особой угрозы Родомист не ощутил. Сам лес стал виден вчера, когда преодолели перевал. Подобно полосе странного зеленого тумана тянулся лес далеко на юг. И теперь, вступив под сень огромных деревьев, маг чувствовал себя словно в самом обычном лесу.
Не пройдя и версты среди стволов, остановились. Темная шаль ночи наползала с востока, поблескивая украшениями звезд, и тело требовало отдыха.
Над костром забулькала, распространяя надоевший запах, каша. Когда Хорт предложил сбить какую-нибудь птицу на ужин, Родомист остановил его, заметив, что мясо местных птах вполне может оказаться ядовитым. Теперь маг едва ли не пожалел об этом решении.
Трапеза началась в благовоспитанном молчании. Но вскоре ее сменили громкие хлопки и весьма нелицеприятные высказывания. Едва путники уселись неподвижно, из тьмы с грозным зудением надвинулись полчища голодных комаров. Огромные, раза в два больше северных, они легко прокусывали одежду, пытаясь дотянуться хоботками до крови. Процесс поглощения пищи приходилось прерывать, отгоняя особо назойливых кровососов или глуша их на себе десятками. Помогало мало – из леса надвигались новые полчища.
Несмотря на жару, натянули всю одежду, оставив открытыми лишь руки и лицо. Хорт бросил в костер несколько веток с листьями. Те задымили, заставив людей закашляться. Но комаров не убавилось. Невидимые в дыму, они злобно бренчали над ухом, падали в миски, время от времени тыкались в глаза.
– Послушай, Родомист! – сказал вдруг Хорт. – Я тут хотел спросить!
– Ты хочешь, чтобы я составил заклятие против комаров? – улыбнулся маг.
– И это тоже, – охотник остервенело ударил себя по лицу. – Я еще давно хотел узнать, откуда все это взялось, Ночь Судьбы, Циклы? Как люди и прочие народы поняли, что раз в тридцать два года надо приходить сюда?
Наступила тишина. Лишь гудели комары, начисто лишенные интереса к проблемам мироздания. Родомист улыбнулся еще раз.
– Хорошие ты стал задавать вопросы, лесной отшельник, – произнес он. – Выходящие за рамки насущных потребностей, я бы сказал.
– Ранее я никогда не думал об этом, – забормотал охотник. – Но тут, в походе...
– Мне тоже было бы интересно послушать, – подал голос Ратан.
– Боюсь, что мало смогу рассказать вам, друзья, – развел руками Родомист, отгоняя заодно комаров. – Начнем с того, что память нынешних поколений разумных начинается всего две тысячи лет назад, две с небольшим.
– Со времени возникновения Темнолесья? – спросил воевода.
– Именно, – Родомист посмотрел вверх. Сквозь качающиеся кроны проглядывали крупные разноцветные шарики звезд. Звезды тоже слушали. – А точнее, с Катастрофы, которая и породила Темнолесье. А от Творения до Катастрофы времени прошло немало, и предки наши многое могли. Их познания в природе Силы, в магии превосходили наши. В момент Катастрофы, насколько известно, погибло множество людей, Остроухих, Красноглазых, что жили тогда севернее, чем сейчас. Почти все маги сошли с ума или умерли от чудовищной волны Силы, прокатившейся по миру.
– А остальные Племена? – напряженно спросил Ратан. – Они ведь жили далеко от Темнолесья?
– На Островах хроники правителей ведутся со времен до Катастрофы. Но там все просто – кто воцарился, кто умер, кто кого в войне побил. Словно и не интересовались тогда Зеленоволосые ничем, кроме своих клочков суши. Длиннорукие сильно пострадали. На них обрушились чудовищные морозы, снегопады. Как народ они едва выжили. Было не до запоминания. Империя крайне неохотно вспоминает прошлое. Тамошние маги, сходя с ума, несли разрушение, и почти все, что было до Катастрофы, сгинуло в пламени войн. С тех пор в Того магам не доверяют, их опасаются. Полурослых Катастрофа тоже коснулась. Они начали вымирать от скверных болезней. Пустились в миграции. Сейчас неизвестно, где их родина, в северных горах или в южных. Первый год, память о котором едина и свежа для всех Племен – тысяча девятьсот двадцатый от Творения. Год Сокола Цикла Воды Великого года Барсука.
– Стой, я запутался, – воскликнул Хорт. – Что за вода?
– Каждый Цикл посвящен одной из стихий, коих известно четыре. Цикл, на который попадает год тысяча девятьсот двадцать – Цикл Воды. Великий год – период, объединяющий четыре Цикла, четыре стихии. Длится он, как легко подсчитать, сто двадцать восемь лет. Тридцать два Великих года образуют период, вновь отмеченный знаком стихии. Он длится четыре тысячи девяносто шесть лет. Четыре больших стихийных периода составляют срок существования мира, отмеренный Творцом.
– Да, ну и насочиняли же вы, – покачал головой Ратан.
– В том-то и дело, что неясно, кто насочинял. Сила колеблется в соответствии со всеми этими периодами. Похоже, что периоды, ритмы колебания Силы, отраженные в Цикле, присущи миру изначально и были до Катастрофы. К тысяча девятьсот двадцатому году, когда состоялся первый Выбор, знания о Циклах были у всех Семи Племен, как и знания о Ночи Судьбы, и о том, как к ней готовиться. Выиграли тогда Красноглазые. С того же года ведутся Скрижали Судьбы в империи Того.
– И что же думают по этому поводу мудрые? – спросил Хорт. Костер озарял лицо охотника тревожными отблесками, выхватывая из тьмы то глаза, то нос, то плотно сжатые губы.
– Мудрые думают по-разному. Даже среди людей воззрения расходятся, а узнать мнение представителей других Племен очень трудно, за редким исключением, – Родомист закашлялся. Слушатели терпеливо ждали. – Я познакомился с некоторыми трактатами Остроухих на эту тему и с трудами Полурослых. И большинство мудрых сходятся на том, что знания о Циклах, о Даре и о Ночи Судьбы дадены непосредственно Творцом.